Потом они лежали рядом, лаская друг друга кончиками пальцев, и граф сказал:
— Ты прекрасна!
— Ты тоже, — ответила Анна.
Она была переполнена чувством благодарности. В ней родилось новое, доселе незнакомое ощущение переполненности, словно она была сосудом, до краев наполненным любовью, и вокруг не было ни комнаты, ни мрачного дома, ни парка, и они вдвоем парили в вышине. Она положила руку на широкую грудь Грейли, и ее пальцы скользили вверх вдоль шеи к подбородку, смягченному любовью и страстью. Вглядываясь сбоку в лицо графа, она поняла, что еще не видела его таким и вряд ли увидит еще где-то, кроме спальни. Таким был граф Грейли, который, однако, умел говорить и глупости:
— Ты моя страсть!
— Я еще хочу — прижалась к нему Анна, проверяя рукой то, что давало им обоим ощущение падения в бездну.
Но граф был целомудреннее.
— У тебя нет ни стыда ни совести, — заявил он шутливо. — Но я люблю бесстыдных женщин.
Он склонился над ней, и Анна с печальным вздохом отвернулась — все было кончено.
— Я думаю о завтрашнем дне.
— И что же будет завтра? — игриво поинтересовался он, покусывая ее за ухо.
— На завтра намечено представление. — В ее голосе прозвучал едва различимый укор. Она не смотрела ему в лицо.
— Что дальше? — Он ждал продолжения, но она, приподнявшись на локте и натягивая на себя измятое одеяло, с отрешенным видом сказала:
— Я должна одеться. Вдруг кто-нибудь войдет.
— Сюда? — удивился граф. — Сюда никто не войдет. Мы ведь еще не поговорили.
— Я думаю, мы уже достаточно сказали друг другу, — возразила Анна.
— Недостаточно. Ты нужна мне навсегда.
Она недоверчиво улыбнулась, не веря высокопарным речам графа.
— Правда? — В ее словах прозвучала ирония.
Но граф ничего не заметил. С этой минуты он стал прежним графом Грейли.
— Навсегда!
Он подумал, что, если ему не удастся заставить Шарлотту расторгнуть помолвку, слово «навсегда» будет означать нечто другое. Но думать об этом он сейчас не хотел.
— Мне нужно немного времени, — сказал зачем-то он, словно действительно верил в свои слова.
Она с тем долготерпением, которое свойственно женщинам, закрыла ему рот ладонью, быть может, надеясь, что этот жест что-то исправит.
— Это замечательный момент, Энтони. Не порть его словами.
Но все было напрасно. Она видела это.
— Подожди. — Он встал с постели, сложенный, как греческий герой, и она залюбовалась им. Грейли прошелся по комнате, пытаясь поймать ускользавшую мысль. Затем ринулся к лежащему на полу вороху одежды и, нетерпеливо разбрасывая ее в разные стороны, начал в ней копаться. — Вот!
— Что это? — Она с удивлением посмотрела на массивное серебряное кольцо.