– А тут вообще – кормят? – кашлянув, спросил я не из-за чувства голода, а чтобы как-то законтачиться с коллективом.
– Дождешься, – пробурчало в полумраке.
– Ты что – сюда жрать пришел? – отозвался еще один.
– Я не пришел – меня привели, – попытался я поддержать разговор.
– Вот и сиди.
Да, это не сизо. Там отношения более семейные. Так и называются: семьи, по три-четыре человека, вместе питаются, «дачки» делят, «куреху», общаются… А тут – дрянь компания, хоть бы одна сволочь слово человеческое высказала. Мелкая шушера, мародеры.
«Зачерствею здесь, как тюремная горбуха», – подумал я. Решил улечься и ни о чем не думать. Все – гнусно. Я тосковал и старался не вспоминать, как глупо и дешево попался. Потомок декабристов закончил свой путь в вонючем молдавском околотке. Соблюдая при этом исконную семейную традицию…
В этот вечер я, наверное, и окочурился бы от огорчения: уж слишком беспощадно и жестоко трепала меня судьба в последние дни, сплошная череда фатального невезения. Крах. «Вскрытие вен покойного доказало, что умер он от потери крови».
На мое счастье – увы, я еще не знал, как и чем оно обернется, – завизжала дверь, кто сидел – отличит этот звук от тысячи других (хотя у каждой двери свой характер). В проеме стоял охранник – пожилой дядя в милицейской форме союзного образца и при старшинских погонах.
– Врачи есть? – спросил он.
Камера не отреагировала.
– Врач не врач, а за фельдшера сработать могу, – сказал я и не соврал – война, спасибо, научила.
– Пошли за мной! Руки за спину.
Я с удовольствием покинул мародеров, потому что догадывался: рано или поздно – все равно пришлось бы их метелить.
– Там у одного кровь идет горлом – посмотришь.
Я в нерешительности остановился: дело серьезное, тут в лазарет класть.
– Чего встал? – рыкнул старшина.
Но возвращаться уже не хотелось.
Он открыл камеру. На нарах лицом вниз лежал человек. Изо рта на нары, пол натекла лужица крови.
– Откантовали бедолагу, – вздохнул за моей спиной старшина. – Ты, если чего надо будет, стукни.
«Гроб!» – хотелось сказать мне со злостью. Жалостливый нашелся!
Я подошел к лежащему и еле сдавил крик. В бесчувственном, изуродованном побоями человеке я узнал Скокова. Ошибиться было нельзя: черные волосы, брови вразлет, сейчас разбитые и окровавленные, те же усы, глаза. Только лицо – изможденное и постаревшее; перевернул его на спину – он был в обмороке. Я бросился к двери, стал барабанить. Заглянул старшина.
– Ну чего, как он?
– Надо хотя бы полотенце, нашатырный спирт, одеяло. Чаю горячего…
– Сейчас принесу.
И он действительно принес все, что я просил, и даже сказал, что чай тоже будет.