- Нет, это поделочный камень, ближайший родственник яшмы.
- А что тут за надпись?
- Прочесть не берусь. Надпись на древнееврейском, а тут я пас.
- Ну и так более чем достаточно, - улыбнулся Гречаев. - Знатока древнееврейского я отыщу. Спасибо.
- Всегда к вашим услугам, - сказал отец. - А теперь у меня к вам просьба.
- Если это в моей власти, то считайте, что она уже выполнена.
- Хочу полюбоваться наконец перстнем-талисманом Пушкина.
Наступило молчание. Гречаев озадаченно смотрел на отца.
- Шутите?
- А почему, собственно, я должен шутить? - в свою очередь, удивился отец.
- Хотя бы потому, что вы его держите в руках.
Отец был ошеломлен. Он ожидал всего, но только не этого.
- Простите, Виктор Борисович, я правильно вас понял? Вы утверждаете, что этот карнеоловый перстень был пушкинским талисманом?
- Во всяком случае, он прислан Полиной Виардо, - сказал Гречаев и спросил: - Вы сомневаетесь, что его носил Пушкин?
Нет, отец в этом не сомневался. Присланный из Франции перстень, бесспорно, принадлежал Пушкину. О нем неоднократно упоминали современники поэта. Но считал ли Пушкин этот карнеоловый перстень своим талисманом? Его ли он имел в виду в своих письмах к брату, ему ли были посвящены два стихотворения?
Конечно же, нет. Ведь те, с кем Петр Никифорович беседовал, говорили именно об изумруде, покровителе поэтов, художников и музыкантов, который вместо короны вручался каждому вновь избранному королю братства менестрелей и которым награждали победителей в состязании бардов. Недаром Великопольский, рассказывая отцу о таблице камней, которую ему показывал Пушкин, говорил, что изумруд в ней был подчеркнут, а старший сын поэта рассказывал Петру Никифоровичу апокриф об изумрудной чаше, подаренной царицей Савской царю Соломону…
Нет, Пушкин, конечно, считал своим талисманом не сердоликовый, а изумрудный перстень. Но тогда выходит, что подлинный перстень-талисман поэта был не у Тургенева, а у кого-то другого.
Но у кого?
Может быть, он действительно достался Владимиру Ивановичу Далю, который был рядом с Пушкиным до самой его кончины? Ведь утверждают, что Даль сам говорил об этом…
А может быть, перстень у графа Льва Николаевича Толстого?
Отец этого так и не узнал…
Когда я, сдав экзамены за второй курс университета, готовился принять участие в археологической экспедиции, которая должна была заниматься раскопками в районе Керчи, из дома пришла телеграмма о его кончине…
Он умер за своим письменным столом, правя черновик письма Льву Николаевичу Толстому. Оно, разумеется, было посвящено всё тому же перстню…