— Да. Это очень опасно. Вам лучше, коллега, повторить опыт. Я вижу, вы к нему абсолютно готовы. Мы пошлем Ушастого ближе к вашей орбите. В зону сближения гравитационных полей.
Печаль охватила Колину душу. Почему они так холодно с ним разговаривают? Разве можно так говорить с человеком, прибывшим с другой планеты?
Тоскливо. Жутко. Хотелось расколотить этот саркофаг, что стал теперь его домом. Но Коля чувствовал себя совершенно беспомощным.
Однако какое, собственно говоря, право имел он хоть в чем-либо упрекать этих людей? Разве там, на Фаэтоне, с электронными организмами разговаривали более приветливо? Разве они не были только суммой математических символов?… О нет, он еще не стал для них человеком. Так же как для фаэтонцев не были людьми изображения на экранах, воссоздающие колебания в глубинах электронного мозга. И хотя инженеры хорошо знали, что мозг живет, думает, это была все-таки жизнь в другом измерении — холодная, чужая, незнакомая…
Но ведь он и не может стать человеком без их помощи. Это теперь ясно. Сначала по генетическим индексам они должны были изготовить соответствие его тела — белковый автомат. Это соответствие будет полностью приспособлено к их условиям, ничего общего не имеющим с жизненными условиями на Фаэтоне. И только тогда его психозеркало найдет для себя тело. Поэтому-то для таких путешествий необходимо взаимодействие двух разумных миров. Двух, а не одного! Это оказалось значительно сложнее, чем он представлял себе…
Девушка словно бы поняла, что его сейчас тревожило.
— Не печальтесь, — сказала она. — Мы вскоре встретимся. Мы покажем вам, как живут наши люди. А вы сообщите об этом вашему… вашему властелину. У нас действуют законы Свободы. Общие законы вселенной. Ваш Материк Свободы живет почти так же. Но мы начали значительно раньше. Нам помогла связь с Демой…
— Возвращайтесь, коллега. Ваш двойник подает какие-то тревожные сигналы…
Это были последние слова, которые успел услышать Шако-Коля. Что произошло потом — он не знает.
Очнулся он там, где заснул, — в вакуумной комнате собственной лаборатории.
Засветился экран. Появилось лицо Ечуки.
— Шако! Единый не спит. Он обо всем узнал. За тобой давно следят…
Так неожиданно оборвалась нитка, которую Чамино демонстрировал Акачи.
… Рука Чамино лежала на плече Коли. В глазах Чамино светились любовь и забота.
— Это все, что осталось от моего отца, — тихо сказал он. — Лоче рассказывать об этом не следует. Ей будет больно…
Коле трудно было понять, где кончались грезы и начиналась реальность.
— Это не грезы, дружище. Это лучевая жизнь.