Торопливо дергая ногами, он выбрался из штанов, спихнул их с кровати и вдруг остановился, застигнутый врасплох ее смехом, которого совершенно не ожидал и не представлял себе, что вообще могло быть смешного в настоящем моменте.
– Почему ты смеешься?
– Ничего… – захихикала она, протягивая к нему руки. – Это у тебя трусы?
– Что в них смешного?
– Я никогда не видела, какие у вас мужские трусы. А зачем они такие длинные?
– А у вас какие?
Она сказала, какие. Интересно… Возможно, это не лишено смысла, особенно летом… Да ну их, эти трусы, на кой они вообще нужны, когда тут…
– Ух ты! Можно потрогать?
– Что за вопрос? Нужно. Свет будем гасить?
– Не надо. Мне нравится на тебя смотреть. Ты красивый.
– Скажешь тоже! А у тебя какие?
– Что?
– Ну… трусы, наверное… панталоны же под такие штаны не влезут.
– Сними и посмотри.
Дразнится она, что ли? Верхняя пуговица есть, а остальные где? Металлическая полоска из мелких звеньев… Нет, это действительно издевательство – в такой момент заставлять умирающего от страсти мужчину думать о технологии пошива одежды и конструкции застежек в сопредельных мирах!
– Это что, застежка?
– Ну да. Расстегивай. Или ты не умеешь?
– Знаешь, мне все доводилось снимать с женщин – и платья, и штаны, и хинские драпировки, даже доспехи, но такой застежки еще не видел.
– Потяни вниз.
– Ух ты!
– Нравится?
От одного вида этих… того, что она громко обозвала «трусиками», можно было сойти с ума на месте. Даже, если ты не мистралиец. Две узкие полоски тонкой ткани и кружевной лоскуток, сквозь который все видно… И они черные!
– С ума сойти!
– Что ж, снимай.
– Жалко…
Тонкий скользкий шелк, прозрачное шершавое кружево, мягкие пушистые волосики, влажная горячая плоть…
Ах, женщины, что вы с нами делаете… Кружится голова, не хватает воздуха, сердце колотится бешеным галопом, гулко стучит кровь в висках. И темное небо за сжатыми веками взрывается ослепительными звездами, которые рассыпаются алмазными искорками и гаснут…
Когда угасла последняя искорка, он открыл глаза, все еще вздрагивая, и наткнулся на ее взгляд, изумленный и немного испуганный.
– Что с тобой? – встревоженно спросила она, убирая рассыпавшиеся волосы с его лица. – Ты плачешь?
И только тут он почувствовал, что по его щекам катятся слезы, и задыхается он уже не от страсти, а от подступивших к горлу рыданий. Он уткнулся лицом в ее волосы и разрыдался вслух, не в силах удержать все то, что пять лет носил в себе, в самом темном уголке души, на самом дне, и что прорвалось сейчас наружу горькими горячими слезами.
Утро началось с головной боли. В основном. Во всяком случае, перед ней меркли и жажда, и противное ощущение во рту, и легкая тошнота, и резь в глазах, и прочие неизбежные последствия сочетания водки с фангой.