Таких пинков Кантору не доводилось получать ни до того, ни после. Скорее всего, в реальном мире вообще невозможно так подбросить лежащего на земле взрослого человека, чтобы он пролетел по воздуху локтей пятнадцать. Ну разве что если скомбинировать пинок с левитацией... да и то...
Итак, пролетев упомянутые полтора десятка локтей и не успев ничего понять, Кантор обнаружил, что падает прямо в озеро. Удар о воду всем телом оказался очень болезненным, а сама озерная гладь, вместо того чтобы расступиться и принять в свое лоно потенциального утопленника, рассыпалась осколками, словно разбитое зеркало. И в тот же миг с потемневшего неба полилась настоящая вода, холодными тугими струями тропического ливня.
Спустя полминуты заблудший товарищ Кантор сидел в грязи среди осколков гигантского зеркала, мокрый и несчастный, как забытая под дождем игрушка.
—Зачем? Ну зачем? — простонал он, сжимая ладонями голову, будто таким образом можно было выдавить наружу вернувшуюся память.— Кому я мешал? Почему нельзя было оставить меня в покое? Ни рехнуться невозможно, ни умереть — тут же сбегаются благодетели и начинают спасать! А если я не хочу? Не хочу спасаться? Если я действительно хочу спокойно умереть?
Непоколебимый и совершенно сухой Доктор молча сцапал пациента за волосы и поволок прочь, не слушая возражений. Кантор честно пытался сопротивляться (скорее из чувства противоречия, чем в расчете на результат), но хватание за полужидкую грязь было не более действенно, чем устные протесты. Через сотню шагов он все же сообразил, что помимо бесполезности сопротивления такой метод передвижения выглядит недостойно и унизительно.
Ладно, все! — крикнул он куда-то вверх, где дождливое небо уже сменилось неестественно-белым потолком.— Пусти, сам пойду!
Это хорошо,— удовлетворенно произнес непрошеный целитель и немедленно отпустил.— Тогда вставай. По пути расскажешь, что случилось. В прошлый раз ты не был таким агрессивным и не настаивал так упорно на «спокойном умирании», поэтому мне очень хочется услышать, что же стряслось такого, что загнало тебя в дальние коридоры безумия быстрее и надежнее, чем... Ну ты сам помнишь, что было в прошлый раз.
Кантор медленно поднялся. Да, теперь недостающий кусок памяти о «прошлом разе» действительно вернулся, но это почему-то ничуть не радовало. Правильно сделал папа, что заблокировал. Небо с ними, с папиными секретами, болтливостью Кантор никогда не отличался, спокойно мог бы жить и хранить все в тайне. Но как горько и стыдно сейчас, с высоты прожитых лет и собственного опыта, вспоминать этот «прошлый раз». Как рассказывал все, давясь слезами, выплескивая обиду, в недостойной истерике вываливая на внимательного слушателя все свои несчастья, как это делают добрые прихожане на исповеди у отца Себастьяна... Тьфу! Лучше бы он не вспоминал!