— Ты всегда делал все так основательно, Александр! — нежно произнесла она. — Спасибо тебе!
— Это тебе спасибо, любимая! У нас прекрасно все получилось, не так ли? — сказал он, повернувшись к двойняшкам.
— Лучше и быть не может, Ваша милость, — сказал врач.
Сесилия и Александр думали об одном и том же: о том заколдованном месте в лесу, где были зачаты дети. Неужели эта вездесущая ведьма Суль все-таки была там, со своей плутовской улыбкой? И сыграла с ними веселую шутку!
Вот о чем они думали.
За исключением Тронда, которому уже не придется создать семью, из внуков Тенгеля оставался лишь Тарье, у которого не было еще детей. И пока было непохоже, что он собирается жениться.
Лив позвала Колгрима.
— Ты слышал? Твоя любимая тетя Сесилия родила двух малышей. Мальчика и девочку.
— Забавно, — ответил Колгрим. — Как их зовут?
— Девочку назвали Лиза Габриэлла, в честь меня и ее бабушки по отцу. И поскольку им не удалось найти подходящего имени на «Д», в честь деда, Дага Кристиана, они назвали мальчика Танкредом Кристоффером. Ты ведь знаешь, что у многих в нашей семье имя начинается на «Т», в честь Тенгеля Доброго.
— Или Злого.
— Избави Бог!
— А в честь кого меня назвали так?
От Колгрима не скрылась ее растерянность.
— В честь твоего деда Кристиана. Это так созвучно: Кристиан-Колгрим. Разве плохо, если малыши приедут сюда? Ты сможешь поиграть с ними.
— Да, бабушка. Скоро они приедут?
— Нет, они же еще очень маленькие.
— Тетя Сесилия передает мне привет?
— Да, конечно! Посмотри, что она пишет: передай привет моему любимому Колгриму от Александра и от меня. Ты ведь видишь, здесь написано твое имя, а вот имя Александра…
— А Маттиаса?
Лив помедлила с ответом.
— И его имя тоже, но уже в другом месте.
Колгрим кивнул.
— Я немного погуляю, бабушка.
— Погуляй. Но оденься как следует, там прохладно.
«Как хорошо, что сводные братья так дружат между собой!» — подумал она и обняла Колгрима.
Посмотрев, хорошо ли он одет, она пошла к Ирье.
Глаза Лив засияли, когда она увидела Маттиаса, трехлетнего малыша, спокойно игравшего со своей деревянной лошадкой.
Увидев бабушку, он улыбнулся нежной улыбкой, которая могла растрогать кого угодно. Все говорили одно и то же: как бы ни был озабочен человек, взгляд его проясняется при виде этого мальчика. Возможно, это беззащитное существо возвращало в мир утерянную веру в добро?
Колгрим забрался на холм позади Гростенсхольма. Он любил ходить туда. Отсюда видны были обе усадьбы, и он чувствовал себя властелином мира.
Но на этот раз у него было мрачное настроение.
Другой ребенок, возможно, сказал бы: «Теперь все кончено. Теперь у меня никого не осталось». Но только не Колгрим.