Маттиас ни разу не обмолвился о том, сколь тяжела для него эта задержка. Он, наоборот, часто садился на сани рядом с Кнутом, и они фантазировали обо всем, что следует предпринять для поправки здоровья Кнута. Никогда Маттиасу не приходила в голову мысль о том, что они могут отправиться дальше без Кнута!
— Ты уже выглядишь намного лучше, — уверял Маттиас своего товарища, и Кнут с этим был согласен. Он чувствовал себя сильнее, последние ночи не кашлял так сильно, а взгляните на руки! Раны почти зарубцевались, он чувствует это.
Калеб слушал их, но ничего не говорил. Только глаза его становились печальными. Он видел, что болезнь усиливается, видел, как лихорадочно краснеют щеки Кнута…
— Я так счастлив, — вздыхал Кнут. — Никогда не думал, что наша мечта сможет стать явью! Почувствуй солнце, Маттиас! Ощущаешь, как оно греет?
И маленький Маттиас радовался вместе с ним.
Так проходили эти солнечные дни в пастушеской хижине. Они не ведали, что наступила и прошла Пасха, да это их и не интересовало.
— Сейчас можем двигаться дальше, — сказал Калеб. — Еще пару дней и ты, Кнут, пойдешь.
— Конечно, — заверил больной.
На следующий день Калеб заметил:
— Ветер подул. Нам надо Кнута увести в помещение.
— Да, ты слышишь, Калеб, как поет ветер в деревьях? Слышишь, как он вздыхает и плачет?
— Ветер всегда издает такие звуки, — подтвердил Калеб.
Солнце еще продолжало светить, поэтому они разрешили Кнуту остаться пока на улице, хорошо укутав его.
— Сквозь горный лес дует мягкий весенний ветер, — сказал он, и ему хотелось чувствовать это дуновение.
И там на улице под горячими лучами солнца Кнут умер.
Когда они пришли, чтобы унести его в хижину, слепые глаза были повернуты к любимому солнцу, на губах играла спокойная улыбка.
Они похоронили его в лесу на небольшой прогалине и поставили на могиле крест.
— Это несправедливо, — плача, сказал Маттиас, — сейчас, когда он был так близок к спасению!
Калеб положил руку на его плечо.
— Кнут никогда не выздоровел бы, Маттиас, — сказал он, и в глазах его была огромная печаль. — Он умирал уже в шахте. Я знал это.
— И все же взял его с собой?
— А ты бы захотел оставить его, если бы знал это?
— Нет. Если бы знал, еще больше старался вытащить его оттуда.
— И я думал так же. Из-за него надо было спешить. И из-за тебя мы должны были бежать оттуда, тебе в шахте делать нечего. И из-за меня тоже, так как я уже вырос и использовать меня на той же работе, что и раньше, нельзя, а отпустить они меня не смели, ведь я мог бы все рассказать. Так что я был уже в опасности. И кроме того, мне так искренне хотелось еще пожить, думаю ты наверняка меня поймешь.