– Не плачь. Пожалуйста, не плачь. Этим его не вернешь.
– Я знаю, но я не могу не плакать. Я любила его, сколько себя помню, с детства. И несмотря на развод, я его очень люблю.
– Я знаю, – пробормотал он.
Мы помолчали.
– А как Люциана? – наконец спросила я, намеренно не обращая внимания на холодность Джека, его кажущуюся бесчувственность, которую я заметила.
– Ничего. Держится. Все обойдется.
– Хочешь, я приеду в Корнуэлл? Я могу быть там через полчаса, самое большее – минут через сорок пять.
– Нет, спасибо, не нужно. Здесь полно полиции. Я звоню тебе еще и поэтому. Предупредить тебя. Они приедут поговорить с тобой. Очевидно, сегодня. Твое имя записано у Себастьяна в блокноте. Меня спрашивали, кто ты такая. Я сказал, что ты – бывшая жена. Одна из его бывших жен. Ты виделась с ним совсем недавно. Видимо, поэтому они хотят с тобой поговорить.
– Это понятно, Джек. Но мне ведь нечего им сказать. Себастьян был в прекрасном настроении. Совершенно здоров, насколько я заметила в тот понедельник. О Боже, мы с ним завтракали ровно неделю назад! Не могу поверить, просто не могу! – И я зарыдала.
Добравшись до носового платка, я высморкалась и постаралась взять себя в руки. Спустя мгновение я пробормотала в трубку:
– Прости, все так неожиданно. Не могу представить его мертвым? Он был сильнее жизни, он казался таким неуязвимым. Непобедимым. Во всяком случае, на мой взгляд. Я думала, что с ним никогда ничего не случится, что он будет жить вечно! Ну, по крайней мере доживет до глубокой старости. Нет, я вполне всерьез думала, что он бессмертен.
– Он был всего лишь одним из смертных, – сказал Джек низким напряженным голосом. – Слушай, я должен кончать. Я вижу, сюда прутся два детектива. Идут по лужайке позади дома. Вид у них весьма мрачный, – раздраженно добавил он.
– Джек, пожалуйста, позвони мне потом!
– Само собой.
– Пожалуйста!!
– Хорошо, хорошо.
В голосе его слышалось больше нетерпения, чем обычно.
– И, пожалуйста, передай мои соболезнования Люциане. МОжет быть, мне стоит поговорить с ней сейчас?
– Ее нет. Пошла прогуляться. Мы потом все встретимся.
Он повесил трубку, больше ничего не сказав, даже не простившись. Я сидела, словно обратившись в камень, держала трубку в руках и слушала бесконечные гудки. И, наконец, стряхнув оцепенение, положила трубку.
* * *
Со времени этого утреннего звонка я находилась в шоке – оцепеневшая, убитая горем, все еще не верящая. И вдруг почувствовавшая себя совершенно обессиленной. Во мне образовалась какая-то огромная пустота. Как будто я стала полой, вроде хрупкой гулкой раковины.