Сквозь огромные георгианские подъемные окна прекрасно просматривается гостиная, и, разумеется, злая ирония в том, что я вижу молодую женщину и мужчину, которые лежат на полу и с умилением играют с младенцем, который пытается ползти. Младенец качается из стороны в сторону на локтях и коленях, потом плюхается животом на пол, и родители склоняются и покрывают его поцелуями.
И я абсолютно ничего не чувствую.
Мама поднимает глаза и видит, что я подглядываю в окно, но я закрываю жалюзи, чтобы больше ничего не видеть.
– Это не ребенок, мам, – я возвращаюсь к дивану и сажусь, удивляясь, почему мне не плохо.
Почему я не чувствую ничего, кроме усталости и легкого оцепенения.
– Это… ничто. Ничто. Не ребенок, не мое дитя, не твой внук. Ты должна перестать так думать, иначе мне с этим не справиться.
Я слышу, как Вив борется с собой, потом шмыгает носом и говорит, что понимает.
Мы делаем вид, что сегодня обычный вечер. Готовим ужин и едим перед телевизором, вытянув ноги на кофейный столик и уминая пасту примавера. Весь вечер никто не упоминает о тесте на беременность, и всякий раз, когда по телевизору идет реклама подгузников, Вив или я быстро переключаем на другой канал. Это утомительно, но так нужно. Нужно притвориться, что ничего не произошло.
– Как же отец ребенка?
Я замираю на полпути с тостом в руке и вижу Вив в дверном проеме. Она все еще толком не проснулась.
Вив всегда любит поваляться подольше в воскресенье, поэтому проснувшись сегодня утром, я прошла мимо нее на цыпочках и прокралась в кухню, чтобы приготовить чай и тосты. Она все еще крепко спала на диване. Я съела один тост. Другой. Еще один. О боже, я проголодалась не на шутку.
– Что такое с отцом?
– Ты собираешься ему сказать?
– Не знаю. Я даже об этом не думала, но, наверное, нет. Ему знать необязательно.
Вив вздыхает и заходит на мою крохотную уютную кухню, наливает себе кофе и вскарабкивается на табуретку по другую сторону барной стойки.
– Мэйв. – Я сжимаю зубы, потому что по ее тону понятно, что мне придется не по душе то, что она сейчас скажет. – Я не буду говорить тебе банальности вроде: «у него есть право знать» или «ты должна ему сказать», потому что я не верю, что это правда, особенно учитывая, что это было всего лишь короткое увлечение.
Я вздыхаю с облегчением.
– Но, – продолжает она, – этот парень, как ты сказала, его зовут?
– Марк.
– Марк. Помнишь, ты говорила мне, что он думает, будто бесплоден? И несчастен, и отношения с его девушкой рушатся, потому что она обвиняет его в том, что не может забеременеть?
– Проклятье, неужели ты все помнишь? – я поражена, но одновременно прихожу в ужас.