Но Джулию тоже все считают счастливой. Кто знает, что происходит за закрытыми дверями?
– Работа – такая же скукотища, как обычно, – говорит Сэм, с большим трудом поднимаясь с дивана, чтобы отнести на кухню пустые коробки из-под пиццы.
Джулия раздумывает, не предложить ли ей помочь, но удерживается, зная, как Сэм всегда обижается.
– Я беременна, – скажет она, – я же не инвалид какой-нибудь.
Боже упаси, если кто-нибудь не уступит ей место в метро в час пик.
– Эй! – кричит она, как можно дальше выпячивая живот и глядя прямо в глаза какому-нибудь бизнесмену, который сидит себе спокойно. – Вы что, не видите, что я на восьмом месяце? – и ей всегда уступают.
Кстати, она не на восьмом месяце. На пятом. Но выглядит так, как будто на восьмом. Особенно когда выпятит живот.
– Не могу говорить о работе, – она возвращается, пыхтя и ворча после трехминутной прогулки. – Не могу дождаться, когда, наконец, уволюсь из этой проклятой конторы. Крис думает, что я вернусь на работу спустя четыре месяца декретного отпуска, но я ни как не решаюсь сказать ему, что у меня другие планы. А у тебя как дела? Есть новости на фронте беременности?
– Еще слишком рано загадывать. Через две недели будет видно.
– Вы, наверное, занимаетесь этим, как кролики, ведь сейчас самый пик брачного сезона.
– Вообще-то, нет. Мы стараемся заниматься сексом через день, потому что, очевидно, если делать это каждый день, сперматозоиды слабеют, и нужно дать им отдохнуть. Я где-то слышала, что самый важный день – тринадцатый, то есть позавчера, а позавчера мы этим занимались, поэтому теперь остается только ждать.
– Боже. Секс. Я все еще помню, что это такое.
– Сэм! Ты всего лишь на пятом месяце! Что значит, я еще помню, что это такое? Тебе все еще можно заниматься сексом, ради всего святого!
– Джулия, мне не просто не хочется заниматься сексом. Я теперь даже его запах не переношу.
– Что?
Сэм вздыхает.
– Я не вру. Он поворачивается набок тридцать раз за ночь, и каждый раз, когда он это делает, я просыпаюсь, чувствую запах его дыхания, и мне хочется блевануть.
– И что ты делаешь?
– Шиплю на него, чтобы он перевернулся, и обычно он автоматически слушается и даже не просыпается при этом.
– А если просыпается?
– Тогда начинает орать на меня, а я начинаю плакать. Что до меня, заняться сексом сейчас было бы равносильно смерти. Думаю, все дело в гормонах. Крис был в жутком восторге, ведь большинство наших беременных знакомых стали как мартовские кошки, но, по закону подлости, именно меня должно тошнить от секса.
– По крайней мере, он все еще хочет этим с тобой заниматься. Марк жалуется, что чувствует себя роботом. Не может вынести, что секс стал таким механическим, всего лишь средством для достижения цели.