– Почему вы цепенеете, стоит вам подумать о миссис Харриет Грэм? У вас такой вид, будто вы кочергу проглотили.
– Не понимаю.
– Вряд ли дело в том, что она помогает в церкви. – Чарлз смотрел на ее опущенные веки. – Вы сказали «папа и…». Суть в этом «и»? Миссис Грэм представляет собой гарпию из гарпий?
Эмма покачала головой:
– Разумеется, нет. Миссис Грэм – добрая прихожанка.
– Но вероятно, вовсе не добрый друг семьи?
– Вы поможете сойти на землю или мне прыгать?
– Я помогу вам, дорогая. – Чарлз обошел экипаж и подхватил девушку за талию. Ему хотелось, чтобы ее тело скользнуло по нему или прижалось покрепче, пока ее ноги не коснутся земли. Но он просто помог ей спуститься, впрочем, сразу не выпустил, наслаждаясь изгибом стройной талии, которую обнимали ладони.
К его удивлению, она не стала вырываться. Девушка стояла спокойно, опустив глаза, спрятанные под полями шляпки.
– Эмма, все хорошо?
– Да, конечно. – Она подняла глаза, затем отступила. Он разжал объятия. – Простите. Нам сюда.
Он прошел за ней в дом. В ноздри ударил запах знаний, старых книг в кожаных переплетах, бумаги и чернил. Как часто он вдыхал этот запах, когда мальчиком сражался с латинскими склонениями! В университете тоже пахло чем-то похожим, но здешний запах был намного приятнее. Здесь он был дома. Отец Эммы был хорошим наставником: строгим, требовательным, но щедрым на похвалу. Чарлз занимался прилежно, изо всех сил стараясь ему угодить.
Ему даже хотелось, чтобы преподобный Петерсон был его отцом. Может быть, именно поэтому он терпел Эмму. Она казалась ему сестренкой.
Разумеется, теперь он думал о ней вовсе не как о сестре.
Эмма остановилась перед дверью отцовского кабинета и осторожно постучала:
– У нас гость, папа.
– Войдите, прошу вас.
Эмма толкнула дверь. Чарлз застыл на пороге.
Прошедшие двадцать лет состарили Петерсона. Появились седые волосы, щеки слегка впали, кожа лица натянулась, резко очерчивая скулы. Чарлз не удивился. Он виделся с преподобным четыре месяца назад, на похоронах брата. Но здесь, в кабинете, он показался ему прежним, будто эта комната была укрытием, где не властны ни время, ни старость.
– Милорд! – Преподобный Петерсон встал. – Как я рад снова вас видеть! Мы все счастливы, что вы вернулись домой, в Найтсдейл.
Чарлз усмехнулся:
– Наконец! Спасибо, что не произнесли этого слова.
Священник продолжал улыбаться. Губы слегка изогнулись, но глаза сверкали искорками за стеклами очков.
– Никоим образом не осмелился бы порицать маркиза.
– Ну да, вслух.
Викарий еле заметно усмехнулся, а в уголках глаз собрались морщинки.