Элай засмеялся и продолжал работать пальцами даже тогда, когда другой рукой обмакнул губку и выжал ее, смывая мыло с груди.
– Ты что-то сказала? – насмешливо спросил он.
Колени подогнулись и широко раздвинулись, хотя она и пыталась держать их сжатыми.
– О-о-о.! – вырвалось у нее.
– Можешь рассказать, как тебя избирали, потом, – уступил Элай, – сейчас ты страстно желаешь удовлетворения.
Бонни и в самом деле желала этого, ибо была здоровой молодой женщиной, два года не знавшей мужчину. Поэтому ее желание было исступленным: для Бонни уже не существовало ни приличий, ни доводов рассудка. Почувствовав на груди дыхание Элая она изогнулась, невнятно повторяя:
– Да… о… да…
Ее мокрые руки вцепились в плечи Элая, потом обхватили голову, а когда его губы приникли к соску, слегка покусывая его, она содрогнулась.
Его пальцы продолжали ласкать ее между бедрами, все больше распаляя ее. Бонни бесстыдно поднимала и опускала бедра, отзываясь на ласки его пальцев, проникших внутрь. Потом Элай покрывал поцелуями ее грудь, шею, уши. Вода выплескивалась фонтаном через край лохани. Вдруг Бонни пронзительно вскрикнула, приподнялась, затем со вздохом облегчения погрузилась в воду. Она дрожала, когда Элай вынул ее из воды и взял на руки. Бонни склонила голову ему на плечо, как делала прежде.
Он, казалось, не замечал, что его брюки и рубашка промокли насквозь, и только шепотом спросил:
– Кровать, Бонни? Где кровать?
Все еще слабая от пережитого наслаждения, Бонни сказала, куда идти.
Он очень мягко положил ее поперек кровати и, сняв полотенце, висящее над комодом, стал нежно вытирать Бонни. Он быстро сбросил с себя одежду и стал на колени.
Он ласкал ее груди, стройную талию и атласный живот так, словно видел все это впервые, а не занимался любовью с нею тысячу раз в самых неожиданных, порой совсем не подходящих, местах.
– О Бонни, – вырвалось у него, когда он раздвинул ее колени и, положив руки на поясницу, подвинул ее немного вперед, подготавливая к новому наслаждению, – как ты была нужна мне! Как я хотел тебя!
Бонни дрожала, когда Элай развел влажные завитушки у нее между ногами и стал ласкать то, что открылось его взгляду.
– Сладкая ты моя, – сказал он, его голос, гортанный и хрипловатый, словно взывал к той Бонни, которая принадлежала только ему, и которую он мог любить или бросать, когда захочет. Услышав всхлипывания Бонни, он пустил в ход свои чары.
– Помнишь ресторан в Ньюпорте? – спросил он, – у нас был отдельный кабинет и я целовал тебя… так, нет, вот так…
Бонни затрепетала от поцелуя, ее пальцы неистово вцепились в волосы Элая, и из горла вырвался низкий вопль, казалось, не менявшийся с самого сотворения Евы. Он сильными руками схватил ее груди, лаская и теребя соски, пока их розовые кончики не набухли.