– Как бы я желал, чтобы жемчуга Уоррингтонов были на вас не только сегодня вечером, но всегда. Они словно созданы для вас. Вы должны знать, что не существует ничего такого, в чем бы я мог отказать вам, если бы вы оказали мне честь…
– Ради Бога, не продолжайте.
Дизайр попыталась высвободиться из его рук, но молодой человек только крепче обнял ее.
Из глубины лабиринта послышался женский смех и мужской голос, вкрадчивый и одновременно настойчивый. «Лабиринт служит убежищем для влюбленных», – подумала Дизайр с легкой тревогой. Не стоило задерживаться здесь с Джеффри.
– Вы слышите? – спросила она. – Мне кажется это звуки гитары. Должно быть, начинаются танцы. Пойдемте к гостям.
Однако Джеффри не хотел вставать со скамейки.
– Это сарабанда, – продолжала она, – один из моих любимых танцев.
– У нас с вами впереди много танцев, моя дорогая, но сейчас…
Молодой человек придвинулся к ней ближе и коснулся губами ее щеки. Несмотря на мимолетность этой ласки, она почувствовала скрывающееся за ней страстное желание. Некоторым усилием своего гибкого тела девушка снова попыталась освободиться.
– Не пугайтесь, Дизайр. Клянусь вам, я не причиню вам никакого зла. Я не могу забыть ту первую ночь в гостинице, когда я очнулся и увидел вас. Я помню, как вы склонялись надо мной при свечах. У вас было божественно красивое лицо и ласковый взгляд. Ваши руки так прохладны и нежны. Тогда я подумал, точнее – понял, что хочу, чтобы вы принадлежали мне.
– В ту ночь вы были нездоровы, Джеффри.
– Но сегодня со мной все в порядке, – ответил он. Взволнованным голосом он с жаром продолжал: – И сейчас я влюблен в вас, как никогда.
– Вы смешиваете признательность и благодарность с любовью.
– Разве вы можете так хорошо разбираться в любви, вы, такая молодая и неискушенная? – Джеффри вдруг обнял ее и усадил на скамью.
Дизайр с удивлением отмстила, что этот молодой человек, хотя и высокого роста, но хрупкого телосложения, обладает достаточной силой. И снова она почувствовала, сколь сильно его влечение, когда его горячие губы прижались к ее губам с жаждой ответного поцелуя.
Поскольку этого не последовало, он выпустил ее. Она избегала встречаться с ним взглядом и опустила глаза вниз, перебирая лежавший на коленях веер.
Тем временем Джеффри мысленно задавал себе вопрос, – неужели она, как и Ровена, считает его легкомысленным, упрямым мальчиком, который не в состоянии разобраться в собственных чувствах. Он не мог допустить, чтобы его самолюбию был нанесен такой удар, и начал обдумывать другой предлог для продолжения разговора. Джеффри казалось, что он нашел выход из положения.