Она приходила в себя, ощутив на лице несколько холодных капель дождя. Она лежала на спине в той же открытой повозке, которая, покачиваясь и подпрыгивая, тащилась по узким улочкам. У нее ныло все тело, она попробовала сменить положение, но обнаружила, что запястья и лодыжки у нее связаны. Ей удалось перекатиться на бок и подтянуть колени, чтобы спрятать в них лицо от дождя.
– Послушай, Джимми, ты бы лучше следил за дорогой. – Услышала она грубый мужской голос. – Ведь ты везешь не кого-нибудь, а настоящую, изнеженную леди.
Это замечание было встречено взрывом хохота.
– Ты говоришь, леди? А я-то думал, что мы везем в Ньюгейт маленькую потаскушку, приятельницу Тренчарда.
Ньюгейт!
Не холод и не дождь, а страх леденящим жалом вонзился в душу. Нахлынули воспоминания прошлого. С той памятной ночи в Уайтфрайерсе, когда отчаяние толкнуло ее на путь воровства, Дизайр жила в постоянном ожидании беды. В любой момент ее могли поймать и отправить в эту страшную тюрьму. И вот теперь, когда она знает, что Морган любит ее, когда у них появилась надежда начать новую жизнь, она уже на полпути к камере, скрывающейся за зловещими каменными стенами.
Увидит ли она когда-нибудь еще Моргана? Офицер, руководивший операцией по его захвату, говорил, что лорд Боудин, или, как прозвучало тогда, «его высочество», желал, чтобы разбойник предстал перед ним непременно живым. За этим скрывалось только одно – им нужно подвергнуть Моргана пыткам, а потом устроить публичное зрелище с повешением в Тайберне, в назидание другим.
Приходили и другие мысли в голову. За ночь Морган мог и не выжить. Дизайр на секунду прикрыла глаза, пытаясь вытеснить из сознания образ солдата, размахивающего мушкетом и ударяющего Моргана рукояткой по голове. Сможет ли Морган перенести эти жестокие побои, или офицер запоздал со своей командой? Но избавиться от этой сцены, стоявшей у нее перед глазами, никак не удавалось.
Снова и снова она внушала себе, что не должна поддаваться панике. Нужно держать себя в руках и сохранять ясность ума. Только этим она сможет оказать хоть какую-то помощь любимому человеку, и себе тоже.
И она продолжала ломать голову над тем, что реально можно сделать, оказавшись за решеткой камеры, отрезанной от всего мира. Она попробовала подергать веревки, затянутые у нее на запястьях. Узлы были настолько тугие, что у нее сразу заныли руки. Она почувствовала такую же сильную боль, попытавшись пошевелить лодыжками. Если бы она сумела дотянуться до ног, она могла бы развязать веревки. Освободив ноги, можно было бы свалиться или выкатиться из повозки в какой-нибудь темной улочке. А потом…