– Рабство меня не волнует, – словно отрезал Нельсон, – так же как не волнует и тех людей, которые надеются выйти из союза. Мы просто не хотим, чтобы эти проклятые северяне диктовали, что нам делать и что не делать. – Он помолчал. – Разве не так, парни?
Шоу почувствовал себя неловко, ведь он был северянином, и решил, что сейчас самое время вернуться к началу разговора. Горячность Нельсона могла плохо обернуться для него, раз он был не из южан и мог по-другому смотреть и на рабство, и на отделение:
– Ну ладно, даже если Техас… если мы отделимся, что это даст конкретно нам троим?
– Все очень просто. Когда из Техаса уйдет федеральная армия, останется только техасская конная полиция для защиты Техаса.
Да, если бы все сложилось именно так, то действительно было бы замечательно и просто. Шоу зашевелился, меняя позу, и случайно толкнул Уилкинса, который выругался.
– Извини, – поспешил сказать Шоу, все еще думая о словах Нельсона. – Но если нас не захотели оставить в армии, то почему нас возьмут полицейскими?
Нельсон улыбнулся:
– Да, мы – Айк Нельсон, Тодд Шоу и Леон Уилкинс – к армии уже не имеем никакого отношения. Однако к тому времени, когда мы доберемся до Остина, Уэллза уже не будет, и никто не будет нам мешать.
Шоу понравилась эта мысль.
– И когда же мы выходим из игры? – поинтересовался он.
– Не стоит ждать, когда нас вышвырнут вон. И Уэллз мог уже уйти довольно далеко.
– Ты хочешь уехать прямо сейчас? – Уилкинс всматривался, как на небе еще иногда вспыхивала молния.
– Как только станет светло, – пояснил Нельсон. – А сейчас заткнитесь и дайте мне поспать немного.
Уилкинс затих.
Но Нельсон не спал. Он думал о мешочке с золотом, который Шоу прятал в своей постели.
Уилкинс не сразу понял, что разбудило его. Возможно, это было тяжелое дыхание умирающего человека, пытающегося в последний раз глотнуть воздуха. Но он вполне осознавал, что его глаза открыты, и он видит силуэт Нельсона на фоне зарождавшегося рассвета. Нельсон вытаскивал свой длинный нож из груди Шоу.
– Что… что ты сделал? – заикаясь, проговорил Уилкинс, сразу сообразив, что лучше бы ему этого не видеть и продолжать спать. Но тогда, возможно, Нельсон всадил бы нож и в него.
Тщательно вытерев кровь со своих брюк, Нельсон убрал лезвие в ножны.
– Надо уходить, – сказал он таким спокойным голосом, как будто бы он зарезал кролика, а не человека. – Идешь со мной? Или, может быть, ты хочешь, чтобы тебя повесили, когда найдут его? – спросил он, кивая в сторону Шоу.
Уилкинс выкарабкался из своей койки. Его не надо было спрашивать дважды. Выбора у него не было. Его, конечно, совсем не радовало то, что придется удирать с человеком, который мог, не моргнув глазом, убить своего компаньона. Но меньше всего ему хотелось быть повешенным за чужое преступление. Однажды он уже избежал правосудия. У него было чувство, что на этот раз ему от этого не уйти.