– Я поставлю некоторые условия, – сказал Хэмиш негромко, но отнюдь не мягким тоном.
– Я буду делать все, как вы скажете, – ответила Би Джей. Он никогда не поймет, как это тяжело для ее гордости, подумала она.
– Вы дадите мне слово, – начал он, – что будете вежливы и обходительны с моими детьми и миссис Биллингс. И что не станете ни в коей мере оскорблять религиозные чувства моих прихожан.
Она, молча, с несчастным видом слушала своего повелителя, тоскуя по былой независимости.
– Я же обещаю хорошо о вас заботиться, – продолжал Хэмиш почти шепотом, – буду делать все, что смогу.
Би Джей почувствовала сначала, что подбородок ее задрожал, потом – что глаза, дьявол их задери, наполнились слезами. Опустив голову, девушка разрыдалась. Это была капитуляция, хотя она и не понимала, в чем, собственно, ее капитуляция заключается. Прощается со своей самостоятельностью? Сдается на милость постороннего лица? Размякла от его нежности? А не станет ли забота Хэмиша еще одной тюрьмой, похуже собственной квартиры с тремя сменами сестер?
Подойдя вплотную к девушке, священник прижал ее к себе и стал, гладить по голове, а она продолжала рыдать у него на груди. Впервые за всю жизнь она подчинилась чужой воле, отдалась ей целиком и полностью.
– Вы сможете приезжать и уезжать, когда вам понадобится, – продолжал Хэмиш. – Я позабочусь о том, чтобы курс лечения не прерывался. Вся моя семья будет помогать вам выздоравливать. Дом у меня без особых затей, но, по крайней мере, вам не придется преодолевать ступеньки. Если захотите, будете слегка помогать по хозяйству, делать, что сможете, сидя в инвалидном кресле. И не соблюдайте особой вежливости по отношению ко мне: будьте такой же грубой, так же оскорбляйте меня, как раньше, если вам это приятно.
– Ужасный человек, – Би Джей колотила кулачком по его твердой груди. – Самый ужасный из всех, кого я встречала.
– Я не заставлю вас ходить в церковь, – невозмутимо продолжал Хэмиш, слыша, что она рыдает уже не так бурно, – и можете не молиться дома, если не хотите.
– Еще никто не приводил меня в такую ярость, как вы, – сказала она. – Не дождусь того дня, когда смогу уйти из вашего дома навсегда, сказав на прощанье пару ласковых. – Слова эти вырвались у нее от смущения, да и просто по привычке.
Хэмиш засмеялся и взлохматил ей волосы:
– Значит, вы мне обещаете? И мы выписываемся из больницы?
– Да, да, да! – пылко воскликнула она. – По дороге придется сделать остановку и взять напрокат инвалидное кресло. Костыли у меня уже есть. Одежду, что была на мне после катастрофы, разрезали на мне и выбросили, так что увозить нечего.