— Сижу я, — говорит, — у именинника, головы купеческого, Галактиона Ивановича, и вижу, штаны у меня худы, в дырах; устыдился, хотел закрыть, а внутренний глас говорит: «не закрывай, се слава твоя!» И внезапно приятным ужасом духовным исполнился я, так что все бытие мое трепетало…
Потом о новоявленных мощах преподобного Феодосия Тотемского заговорили.
— Вот, — говорит штабс-капитан Гагин, — премудрый Невтон, соединивший математику с физикой, умер и сгнил, а наш русский простячок, двести лет в земле лежа, не сгнил…
Тут все глумиться начали над суетным разумом человеческим, коего свет подобен-де свету гнилушки.
А Попов покосился в мою сторону. Лицо у него бескровно-бледное, бледно-голубые глаза «издыхающего теленка» (как сказала одна дама о Сперанском), а огоньки ведьмины в них так и прыгают.
— Многие, — говорит, — нынче стали смердеть ученостью и самым смердением сим похваляться. Пяточки бы им поджарить, предать плоть во измождение, да спасется дух…
Уж не заболел ли я и вправду белой горячкой? Маменька — умная женщина Как же терпит она? Или ей на руку?
Дураки вы, дураки,
Ровно с медом бураки…
Должно, однако, согласиться, что есть в меду сем ложка дегтю.
Июля 21. Алеша Милорадович изъяснял мне таинственное учение о бесстрастном лобзании.
— Человек сообщает в оном магическую тинктуру для зачатия потомства, как некогда Адам в раю, и хотя уже ныне тинктура сия сообщается через грубый канал, но в небесной любви состояние сверхнатуральное вновь достигается, в коем деторождение происходит не по уставу естества, от плотского смешения, а от лобзания бесстрастного…
Бедный Алеша! Сверхнатуральное состояние довело его до злой чахотки.
Денщиком своим, рядовым Федулом Петровым, обращен был в скопчество, влюбился в ихнюю богородицу, девку распутного поведения, лебедянскую мещанку Катасанову, и сам едва не оскопился.
Когда узнали о том при дворе, — взбеленились наши кумушки: лейб-гвардии поручик, генерал-губернатора племянник, красавец Алеша — скопец! Дело дошло до государя, и Кондратия Селиванова, учителя скопцов, из Петербурга выслали.
Филадельфийская церковь многое от них заимствует: сама, говорят, маменька была у них на выучке. «Господи, если бы не скопчество, то за таким человеком пошли бы полки за полками!» — говорит Попов о Селиванове.
Когда кончил Алеша о бесстрастном лобзании:
— И вы, — говорю, — во все это верите?
— Верю. А что? Разве мало и в христианских таинствах уму непостижимого?
— Да, конечно… А помните, Алеша, Истомину? Помните балы у Вяземских? Как чудесно танцевали вы мазурку!