Бьются не на живот, а на смерть бабы с мужиками.
Смерть в смерть, зуб в зуб. Хорунжий Лебедь и там поспевал, и тут подбадривал: держитесь, братцы! Не прите дуриком на пулеметы. С обхода, с тыла!
Пораненные кони не ржут, а гортанно кричат, взметают комья земли со снегом.
Месят, месят, утаптывают снег. Пулеметы строчат из-за укрытий, из леса. Батальонщицы перебегают – гнутся до земли. Падают, ползут и снова стреляют по казакам и матросам.
Кричит командирша:
– Бейте их, бейте, па-аа-аадруженьки!
А казаки свое молотят:
– Такут твою! Ааа!
– Митрий, Митрий!
Через голову коня падает всадник, и конь через всадника.
– Брааатишки! За кровь мааатросов!
– Ага-га-га-га!
– А, стерва! В бога! Креста!
– Маамааа!
– Крыслов! Эй, Крыслов! Тесни их от леса. Слушай, грю. Тесни от леса!
– Живее, казаки, живее!
– Сааазооонов! Сааазооонов! К балке, живо!.. За линию! За линию!
– Зааа мной, казаки!
Жжжю! Жжю! – свистят мины.
Та-та-та-та-та-та-та-та-ат-та…
Строчат пулеметы с той и с другой стороны. Не менее полусотни казаков скопытились под огнем остервенелых батальонщиц, девять матросов упокоились на веки вечные.
Батальонщицы беспорядочно отступают к эшелону…
Надо было обойти их и ударить с тыла. Не допустить укрыться в эшелоне, не дать им возможности бежать. Ной поспешил к резервной сотне оренбургских казаков под командованием старшего урядника Кондратия Терехова, того самого, который на митинге призывал однополчан к восстанию и свержению Бушлатной Революции – комиссара Свиридова, а Ною грозил виселицею.
Казаки упитанные, мордастые, в изрядном подпитии. Терехов – коренастый, белобрысый, с вислыми золотистыми усами, красномордый, взбуривал на Ноя исподлобья.
– Ну, Кондратий Филиппович, – обратился к нему хорунжий, – видишь, куда, отступают батальонщицы? Надо отрезать их от эшелона. Держи здесь на опушке леса свою сотню, в резерве следственно. Без приказа не трогаться в бой – предупреждаю!
Издали донеслась орудийная перестрелка. И Ной со своим испытанным ординарцем Санькой и казаками-енисейцами ускакали.
– Братцы мои! Это што жа!? – вздыбив коня, заорал Терехов. – Да они нам не доверяют, сволочи! Скоко можно стоять в резерве?! Не доверяют – это точно! Гнать надо батальонщиц! А ну, подмогнем! – гикнул он своим орлам. И те понеслись за ним из укрытия.
Терехов был крепко пьян, но цепко держался в седле.
Они мчались густо, весело и браво, впереди сам Терехов – только усы по щекам раздуваются да шашка винтится над черной папахой. Никто и не задумался в этот момент, кому же хочет «подмотнуть» их командир?..
И вдруг!..