— Иди, дружок, погуляй. Посмотри что тут где.
Танкист деловито пускается на осмотр нового дома. Я присаживаюсь в кресло, и размышляю: где в этом доме коньяк, чтобы обмыть такую находку…
Должно быть, я задремал, потому что в сознание вдруг врывается гомон громко ругающихся голосов. Я подхожу к окну, отдергиваю тяжелую портьеру. На улице какая-то возня: танкисты что-то тащат по земле. Внезапно они расходятся и я вижу лежащего мужчину. Семенчук со злостью бьет его ногой. Кроме него и Колыбанова участвует еще человек пять танкистов. По-моему, они из роты Тучкова. Внезапно один из них наклоняется и начинает сдирать с этого человека брюки. Остальные нагнувшись следят за этим процессом. Так! Это что это они удумали?! Это мне что ж, с бригадиерархом объясняться, по поводу содомии?!
Я бегом бросаюсь вниз. Выскочив на улицу, громко ору:
— Отставить! Отставить, мать вашу! В лагерь захотелось?!
Они моментально выпрямляются. Перун-милостивец, это надо же так ошибиться. Да им же просто лень было писать табличку «еврей», вот и решили продемонстрировать, так сказать, наглядно — кто таков. Вон уже и петелька на фонаре ждёт. Я машу рукой: играйтесь, если еще не наигрались.
Флаинг-капитан Фриц Штейнбаум. Франция
Наше авиакрыло брошено на помощь экспедиционному корпусу и французским союзникам. Драка идёт нешуточная. Мы практически круглые сутки находимся в воздухе, но союзники дерутся с такой яростью, что игра идёт, как говорят футболисты, в одни ворота. Да и превосходство в технике сказывается. Вроде бы по очертаниям те же аппараты, с которыми мы встречались в Китае и Норвегии, а начинка совсем другая. Это касается прежде всего наших старых знакомых: «Ме-109» и «Хе-112». Наци поставили на них такие моторы, что машины легко переваливают за шестьсот километров в час, а по маневренности они превосходят все наши истребители. Немного ещё может сопротивляться новейший «Спитфайр», но и он очень сильно уступает русским «КиСам». Это те саамы тупорылые громадины, которые растерзали нас в Норвегии. Выяснилась и причина нахальства пилота «штуки» — эти пикировщики стали изготавливать с бронированным корпусом. Русские союзники передали технологию германским партайгеноссе после того, как успешно использовали её на своих "летающих танках" «Ил-2». Одним словом, нас громят по всему фронту. Когда не вылетишь — всюду внизу пылающая техника, горы трупов, людских и лошадиных. Пылающие развалины и выжженные поля. Впрочем, я ИХ понимаю. Именно Франция больше всех настаивала на унизительном Версальском Договоре, именно она была одержима уничтожить Германию и растоптать её. Теперь «лягушатники» пожинают плоды своих стараний. Всюду огонь, смерть и разрушения. Мы пытаемся сопротивляться. Хотя сверху видно, что наземные части не "организованно перегруппировываются", как вещает Лондонское радио, А панически бегут к побережью, именно бегут, надеясь на чудо эвакуации. Наши истребители яростно дерутся, но безуспешно. Сказывается превосходящий боевой опыт врага. Каждый раз, когда мы нападаем на приотставшие, либо одиночные самолёты противника откуда-то появляются целые тучи их перехватчиков, и закономерным итогом боя является потеря нескольких машин. Мне пока везёт. Я даже сумел сбить один бомбардировщик. Хотя если честно — то просто добил. Он и так летел, как поют «янки»: на честном слове и на одном крыле. Двигатель не работал, киль повреждён. «Савойя» даже не мог маневрировать, летел по прямой, ну я и спикировал из облаков. Да и то, что это был «макаронник» помогло. Ни русские, ни немцы своих «подранков» не бросают, а наоборот запихивают внутрь строя и тянут до последнего. А этот, видно, на зенитки где-то нарвался. Так что особой моей заслуги нет. Хотя дух наших ребят это подняло сильно. Когда плёнку фотокинопулемёта проявили и показали нашим пилотам, радостных воплей было не перечесть. Ещё бы! Первый сбитый самолёт противника! Как-то и забылось, что на этого сбитого мы шестнадцать машин потеряли своих, а уж раненых сколько было отправленных в тыл, я молчу.