Она бормотала все быстрее, снова погружаясь в тот жуткий момент, точно заглядывая в омут, где не было ничего, кроме могильной черноты. Почти потеряв контроль над собой, запрыгнула в одежде на постель, завернулась в одеяло, но и там не согрелась. Она говорила, а Марк все быстрее шагал по комнате, затем сунул ей в руку стаканчик с успокоительным.
– Это очень страшно, милый. Я увидела, как напишут в газетах. Умерла, разбилась, и кто-то посочувствует… и все. А на следующий день никто не вспомнит, кроме мамы. У тебя хоть дочь есть… а я уйду и не оставлю никого после себя. Зеленая лужайка и бетонный столбик…
У Насти под рукой зазвонил телефон, но она даже не скосила на него глаза. Раскачивалась, завернувшись в верблюжий мех, уставившись в ночной горизонт.
– Я увидела, как надо жить, Марк. Я хочу семью, нормальную семью. Я хочу дом, где будут смеяться дети. Где мы вместе будем ждать папу, вместе будем ему звонить. Я испугалась. Мне двадцать шесть. Если я упаду, если мне суждено погибнуть, вся эта мишура станет не нужна. Все твои машины, круизы, шубы…
– Ну-у, лапа, какие дурацкие вещи лезут тебе в голову! Ты переутомилась, вот и все. Конечно, в таком состоянии делать трюки нельзя, надо восстановиться. Давай смотаем в Мексику, а?
– Зачем? Чтобы ты там снова, втайне от меня, заказал каких-то массажисток? Или чтобы я услышала, что Арефьева – отработанный материал?
– Постой, постой, о чем ты? Это когда я такую чушь нес?
Она хотела сказать так:
«Милый, ты же такой умный. Прекрасно знаешь, что это не чушь. Ты же летал в Питер, летал в Тбилиси, набираешь там молодых. Мне все понятно, это естественный процесс. Я для тебя – больше не номер первый. Но ты забыл, милый, что я не только девочка по контракту…»
Так хотела сказать, но сил на спор не осталось. Потому что любой разговор неизбежно перерастал в перепалку.
– Если тебе так хотелось высказаться, ты могла бы сказать мне все что угодно, но после…
– А если бы я погибла? Как бы я тебе сказала? Марк, ведь ты бы потом давал интервью… – Настины зубы снова предательски застучали. – Ты бы говорил в интервью, как мы дружно жили, как мы были счастливы вместе…
Его красивые кисти, кисти пианиста, замерли на платке. Но тут же снова пришли в движение.
– Настя, это сильный прием, признаю. Сорвать гастроли на полмиллиона баксов, чтобы устроить мне сцену… Сильный прием. Только как из этого теперь выпутаться?
– Пожалуйста. Давай вернемся домой, заведем ребенка. Уедем прямо сейчас, а?
– Ты же знаешь, что это невозможно. Ты могла бы привыкнуть – мы не первый год раздельно мотаемся по миру. Всегда найдутся люди, которым в радость нас разлучить…