— Эй, вынимайте пассажира скорее, жив ли он там?
Я пытаюсь подать голос, но занемевшие губы совсем не слушаются…
Прихожу в себя в жарко натопленной избе. Все суставы ломит и колет иголками, шея вообще не двигается, но язык ворочается.
— Прибыли?
— Так точно, товарищ майор!
— Вечером придёт самолёт за вашей командой, полетите в Москву.
— А на фронте как?
— Наступление началось, товарищ майор! Под Харьковом…
— Под Харьковом? А под Ленинградом что? Что про Волховский фронт слышно?
— Так это, товарищ майор, нет такого фронта. Объединили их. Теперь у нас один — Ленинградский фронт. По радио передавали…
Ошеломлённый услышанным, сижу в избе на краю аэродрома. Здесь расположен пункт обогрева и столовая для лётчиков. Наша, то есть, доставившая нас на Родину эскадрилья, уже улетела. На подлёте новая. А ещё через два часа прилетит бомбардировщик. Скорее бы…
Интересно, куда меня направят? Назад, под Ленинград, или ещё куда? Впрочем, не мне это решать. Наше дело военное, как там в песне? «Дан приказ ему на Запад»… Разберутся без меня. Для этого начальство есть. Другое дело, на какую должность, и какую машину дадут. Хотелось бы вновь «КВ», но если что другое — тоже плакать не буду. Лишь бы не безлошадным ходить!
Чу! Гудит что-то. И явно не истребитель… Бросаю взгляд на часы — ого! В думах и время пролетело незаметно. Осматриваюсь. Ребята тоже сидят тихо. Не спят. Тоже думают о своей судьбе. Кого, куда. Открывается дверь и в клубах пара вваливается закутанный в меха человек.
— Кто тут на Москву?
Мы все дружно поднимаемся, но он стаскивает с головы кожаный шлем и усмехается во все свои тридцать два стальных зуба.
— Не спешите, орлы. Сначала нашу птичку заправят, да и экипаж чуток отдохнёт. Ему тоже заправка требуется. Через часик тронемся.
Затем проходит к окну раздаточной в углу.
— Эй, хозяин! Угощай народ!
Откидывается заслонка и слышен недовольный басок:
— Сколько вас?
— Трое.
— Давайте аттестат.
Из сумки извлекаются бумаги, подаются в окошко. Через мгновение возникают привычные алюминиевые миски, от которых распространяется аромат гречневой каши с мясом. Вновь бухает дверь, возникают ещё двое.
— Коля, пожрать взял?
— Так точно, товарищ капитан. Можно садиться. Сейчас ещё чаёк нальют и всё в ажуре…
Пилоты едят неторопливо, но тщательно. Как говорится — на совесть. Мы же курим. Собрались у окна и дымим импортными сигаретами. А что делать — наш отечественный табак давно кончился. Вот Бессонов последней пачкой «Казбека» перед американцами форсил, а никому не сказал, что она у него месяц лежала в чемодане…