Заслышав топот копыт, из времянки выдвинулся крепкий пожилой усач – с изрытым оспинами лицом, со старым шрамом на скуле, в расстегнутой до пупа форменной рубахе и мятых штанах. На волосатой груди висела на простой веревочке высушенная лапка какого-то мелкого зверька. Усач заспанно потер лицо, сунул нос в котелок, потом посмотрел на гостей. Выудил откуда-то из-за двери штуковину, отдаленно напоминающую итальянский девятимиллиметровый ПП «Беретта», производимый в начале сороковых годов, и нога за ногу, небрежно уцапав оружие за цевье, направился к ним. В каждом его движении сквозил абсолютный пофигизм абсолютно ко всему на свете, однако Сварог моментально напрягся и незаметно правой рукой нащупал шаур. Возможно, старому вояке оставались считанные дни до пенсии и посему он совершенно справедливо забил болт на службу. Но по повадкам, по быстрому взгляду, которым усач одарил парочку в балахонах, по тому, с какой нарочитой небрежностью держал автомат, в нем угадывался боец, прошедший огонь и воду и не растерявший кое-каких навыков. Сварог выжидал, осторожно поглаживая шаур. Прошивать ветерана очередью он пока не собирался, а вот в качестве демонстранта силы миниатюрный метатель звездочек вполне потянет…
Охранник остановился по ту сторону заграждения – так, чтоб оба гостя были в поле его зрения, но, в случае чего, мешали бы друг другу напасть одновременно, – и зевнул во всю пасть.
– Стой, кто идет, – сказал он. Усы у него были роскошные – длинные, чуть ли не до груди, ухоженные, с загнутыми в разные стороны кончиками.
– Свои, – ответил Сварог. И глянул на Клади. Та сидела в седле неподвижно, по обыкновению опустив глаза и всем своим видом давая понять, что мирская жизнь ей глубоко по барабану и пусть чужеземец выкручивается, как хочет. Чужеземец хмыкнул, отпустил поводья (умница-лошадка стояла, как вкопанная) и, покопавшись левой рукой в кошеле, протянул стражу центавр. Уж этот жест должен быть понятен во всех мирах.
Страж монету принять изволил.
– Вижу, что не нурские шпионы, – пробурчал он в ответ и почесался монетой в боку. Очень было похоже, что он путникам рад и не прочь поболтать с ними, даже если те окажутся нурскими шпионами. Скучно, видать, торчать на посту… – Только что-то я раньше вас не встречал, святой человек.
– На все воля аллаха, – глубокомысленно ответил Сварог, вспомнив, что он в цветах церковника. – Я тебя тоже первый раз вижу, человек войны.
– И то верно. В город путь держите?
– Туда.
– По делам или как?
– Видишь ли, человек войны, – проникновенно сказал Сварог, – как говорил Заратустра, все сущее является лишь экстраполяцией социальных склонностей индивида и его профессионального тренда на стержневые личностные установки, обусловленные динамической картой мотивационного анализа субъекта. Поэтому бессмысленно говорить о конкретной цели нашего путешествия.