Их взору предстал тускло освещенный гигантский склеп с низким потолком. В дальнем его конце виднелся сводчатый ход, ведущий в подобное же помещение с подобным же содержимым.
– Фу-у, жуть! – присвистнул Форд.
При ближайшем рассмотрении гробы оказались скорее саркофагами из белого мрамора. Через полупрозрачные крышки смутно различались черты усопших. То были гуманоиды, о которых с определенностью можно было сказать лишь одно: они давно оставили позади все тяготы существования в тех мирах, где им довелось обитать. По полу растекался тяжелый маслянисто-белый газ, леденящий ноги.
Форд присел перед одним из саркофагов, вынул из саквояжа полотенце и принялся что-то тереть. Из-под инея показалась табличка. Форд мгновенно узнал ранне-галактический алфавит.
– Здесь написано: «Голгафрингемский флот, ковчег Б, трюм № 7, санитарный инспектор телефонных будок II класса» – и порядковый номер.
– Санитарный инспектор? Мертвый санитарный инспектор? – спросил Артур.
– Лучшая разновидность санитарного инспектора.
– Но что он здесь делает?
– Не думаю, что у него много дел.
Форд перешел к другому саркофагу. Минутная работа полотенцем, и он объявил:
– Парикмахер. Мертвый парикмахер. Каково?
В следующем саркофаге нашел свой последний приют делопроизводитель рекламного агентства, рядом с ним покоился торговец подержанными автомобилями.
Внимание Форда привлек небольшой люк в полу. Он нагнулся и приоткрыл крышку. Охлаждающий газ стал втягиваться в отверстие.
– Если это обычные гробы, зачем их хранят на таком холоде? – спросил Артур.
– Зачем их вообще здесь хранят? – сказал Форд. – Кому понадобилось перевозить в космосе пять тысяч трупов?
– Десять тысяч. – Артур показал на вход в следующее помещение.
Форд заглянул в люк:
– Пятнадцать тысяч. Там внизу такая же партия.
– Пятнадцать миллионов, – раздался голос у них за спиной. – Поднимите руки и медленно поворачивайтесь, – грубо приказал голос. – Одно лишнее движение – и я разнесу вас в клочья!
– Ну почему нам никто никогда не рад? – сказал Артур, выполняя приказ.
В дверях стоял человек, который, по-видимому, действительно был им не рад. Свое неудовольствие он выразил отчасти голосом – он не говорил, а лаял, отчасти неприятной манерой свирепо размахивать длинноствольным смертобоем. Надраенные пуговицы его черно-золотого мундира сияли, как автомобильные фары.