Вскоре показались немецкие танки.
Позабыв о Лоскутове, я наблюдал за полем боя, ожидая появления вражеской пехоты: в мою задачу входило, стреляя с закрытых позиций, отсечь ее от танков. Они были еще далеко, ведя на ходу неприцельный огонь в нашу сторону.
Наши пушки пока не отвечали.
С расположенного неподалеку НП командира дивизиона прибежал Ильметьев.
- Чего не стреляешь? - закричал он.
- Жду, пока пехота появится, - ответил я.
- Жди, жди - дождешься, когда по тебе проедут. - Он убежал к пушкам, стоявшим на прямой наводке.
Вскоре оттуда послышались выстрелы... А танки все приближались, и снаряды стрелявшей пушки не причиняли им вреда.
И вдруг... Безо всякой видимой причины первый, дальше других прорвавшийся танк на моих глазах взорвался. Огромное пламя, столб дыма, башня, отброшенная на десятки метров в сторону...
Остальные продолжали идти вперед, стреляя и наращивая скорость
Взорвался второй танк. За ним - третий.
Я понял, что это дело рук Лоскутова, и внутренне ликовал. Однако танков было много, они шли и шли.
Когда взорвался четвертый, а за ним пятый, в рядах атакующих наступила растерянность. Танки неуверенно зарыскали по полю, словно в поисках невидимой опасности. Они подставляли борта, и этим воспользовались наши пушкари-противотанкисты.
Показалась немецкая пехота, и я подал команду на открытие отсечного огня. А передовые танки уже приближались к нам.
Взорвался еще один.
И в это время на НП появился Ильметьев.
- Где здесь Лоскутов? - орал он, и хотя ему никто не показывал, подскочил к его окопу. - Ты что тут делаешь? Марш к пушке, там затвор заклинило!
- Я лучше артмастера пошлю, он все сделает, а я здесь...
- Ах, ты здесь! Трус! Расстреляю! - Ильметьев выхватил пистолет
Лоскутов испуганно глянул на него и побежал к пушке. Через минуту она возобновила стрельбу.
Но было уже поздно.
Тапки ворвались на наши позиции.
Разрывом снаряда меня оглушило и отбросило на дно траншеи. Я успел увидеть, как Лоскутов прыгнул в свой окоп. А через мгновение тяжелый танк заполз на него и стал утюжить... Раздался взрыв. Меня ударило в грудь, и я потерял сознание. Последнее, что я запомнил, - это был Ильметьев, бросающий противотанковую гранату в грозную машину, налезающую с другой стороны...
Очнулся я в госпитале, на другом берегу Вислы. Там я узнал, что плацдарм удалось отстоять.
Ранение оказалось тяжелым, и меня отправили еще дальше в тыл.
В часть я вернулся, когда снега уже покрыли плацдарм. Наш полк перевели на другой участок - готовилось наступление, части сдвигались, уплотнялись, давали место новым. На плацдарме было тихо, мирно, по-домашнему поднимались дымки из многочисленных блиндажей и землянок в прифронтовом сосновом бору. Ничто не говорило о тяжелых боях, которые здесь были летом. И о том бое уже забыли, а его место разыскать не удалось. Прибыли новые люди, вместо Шарипова, погибшего в тот день, когда я был ранен, в батарее был новый артмастер, вместо Лоскутова в дивизионе - новый арттехник.