– Браво, браво! Великолепный выход, Оуэн! У тебя и впрямь появилась склонность к драматическому действу. Не иначе, как все это время пошло тебе на пользу. Ты всегда был таким правильным... Занудой, одним словом.
Оуэн сделал несколько шагов в сторону Валентина и огляделся. Вокруг было множество компьютеров, мониторов и терминалов, но ни одного оператора или охранника. Валентин находился в комнате в гордом и, очевидно, невозмутимом одиночестве. Между Оуэном и Валентином не было никакой преграды. Ничто не мешало Дезсталкеру вершить свою месть.
– Вставай, Вольф! – холодным, но твердым, не терпящим возражений тоном произнес Оуэн.
– Все кончено. Твоя песенка спета.
– О, не надо быть таким предсказуемым, Оуэн, – сложив руки на груди, Валентин откинулся на спинку кресла.
Неужели мы действительно должны вести себя на потребу публики? Играть традиционные роли бескорыстного героя и отъявленного злодея? Признайся, мы с тобой имеем много общего. Нас вполне можно назвать братьями по духу.
– Нет у меня с тобой ничего общего, Вольф, – решительно заявил Оуэн.
– Неужели? Разве ты, будучи мятежником, вел себя как-то иначе, чем я? Что, собственно говоря, ты не делал из того, что делал я? Могу уверенно сказать, что при всех моих стараниях мне далеко до того, что натворил ты.
– Ты повинен за смерть на этой планете. За то, что истребил ее население.
– Да, должен признать, ты прав. Но сколько народу полегло по твоей милости на Мисте и Голгофе? Сколько погибло хороших солдат, которые всего лишь следовали приказам и выполняли свой долг? Солдат, которые были далеки от политики и просто защищали закон? У тебя руки по локоть в крови. На твоей совести бездна страданий и смертей. Но не стоит из-за этого себя глодать. Мы выше таких вещей, как честь и совесть. Мы с тобой уже не такие, как все, а представители более высокой расы. И, стало быть, никакие человеческие слабости и условности довлеть над нами не могут.
– Это не имеет никакого отношения к тому, что мы сделали, – ответил Оуэн. – Равно как к тому, почему так поступали. Я убивал, когда не было другого выхода. Боролся за то, чтобы положить конец смертям. Ты же это делал исключительно для удовольствия.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что убить меня тебе не доставит удовольствия?
– Напротив.
– Пойми же, рамки обычных условностей к нам больше не относятся. Мы можем делать необыкновенные, наводящие ужас вещи и ограничивать их разве что собственным воображением. И мы будем их делать, Оуэн. Мы должны, потому что мы можем!.. Ты увяз в прошлом, в том состоянии, в котором был до того, как тебя вывели из спячки. Ты до сих пор цепляешься за разные мелочи. Тебе все еще не дают покоя такие понятия, как долг, честь и закон. Закон нужен для маленьких людишек. Честь – тем, кто боится превзойти самого себя. А долг у каждого исключительно перед самим собой. Мы должны исследовать предоставленные нам возможности и стать теми, кем можем стать. Уклониться с этого пути – все равно что предать свою новую сущность.