– Но этого нельзя утверждать наверняка, пока мы не высадимся и не увидим все собственными глазами, – парировала Хэйзел. – Во-первых, сведения могут быть преувеличены. Во-вторых, сенсоры могут ошибиться. Сомневаюсь, что Валентин Вольф уничтожил здесь все и вся.
– А если действительно так, что тогда? Если все, что о нем говорят, окажется правдой?
– Тогда мы выпотрошим чертово сердце Вольфа, после чего та же участь постигнет всех его дружков.
Слова Хэйзел невольно вызвали легкую усмешку на губах Оуэна.
– У тебя, по обыкновению, все просто: белое и черное, хорошие и плохие. Нет такой проблемы, которая могла бы поставить тебя в тупик. Ты всегда найдешь на нее прямой и убедительный ответ. Остается только один вопрос. Как быть с тем, что говорил тот парень на брифинге? Помнишь? В мире еще есть силы, которые хотели бы провести над Валентином Вольфом всенародный суд. Стало быть, он им нужен живым. Пусть даже только потому, что на этом деле они могут сорвать большой куш.
– Я в курсе, – ответила Хэйзел. – И на каждую фракцию, которая хотела бы взять Вольфа живьем, могу назвать десять других, которые куда больше хотели бы увидеть у его тела рой жужжащих мух. Причем это не только подпольные организации клонов и эсперов, которым Валентин Вольф некогда оказывал существенную помощь и играл в их деятельности не последнюю роль. Стоит разнестись слухам об их связи с Вольфом, как бывшие подпольщики лишатся и без того скромной общественной поддержки, не говоря уже об авторитете. Но у него есть и другие враги. Кое-кто в прошлом заключал с Вольфом сомнительные сделки. Теперь же его партнеры обрядились в откровенных сторонников Восстания. Думаю, они не слишком обрадуются, если вдруг всплывут их темные делишки.
– Именно поэтому нам нужно доставить ублюдка живым, – твердо заявил Оуэн. – Правда, необязательно в целости и сохранности, но непременно живым. Я не собираюсь кому-то подыгрывать. Не собираюсь плясать под чью-то дудку. И для того чтобы мне верили, я обязан доказать это на деле. Я не позволю себе убить его только потому, что мне так хочется.
– Ладно, черт с тобой и твоей несчастной совестью, – сказала Хэйзел. – Попробуем взять его живьем. А как быть с остальными?
– Дать им хорошего жару. Перебить всю эту братию, и дело с концом.
– Вот теперь я тебя узнаю. Наконец ты говоришь дело! – воскликнула Хэйзел.
Откинувшись на спинку кресла, Оуэн скрестил пальцы рук перед собой и, уставившись на них, задумчиво произнес:
– Видишь ли, Валентин не всегда был монстром. Я помню его с детства. Мы ходили в одни и те же кружки, посещали одни и те же вечеринки. С виду он казался вполне... нормальным. Ни малейшего намека на того психопата, в которого он превратился потом. Такой же ребенок, как большинство других, разве что более тихий. Словом, почти такой, как я. И хотя настоящим другом он мне не был, помнится, зачастую мы неплохо проводили время. Потом наши пути разошлись. Он превратился в Вольфа, а я – в Дезсталкера. Мы не виделись с ним уже много лет. И я не перестаю задавать себе один и тот же вопрос: как могло случиться, что из двоих столь похожих друг на друга детей получились двое совершенно не похожих друг на друга взрослых?