Не было ни щелчков хлопушкой по голове заснувшего с похмелья звукотехника, ни мельтешения лучей прожекторов – экспериментов пьяных светотехников, забывших, что свет уже был ими же установлен час назад, и затеявших теперь снова «поиграть немного со светом, поискать гамму высвета», в то время когда давно уже пора снимать.
Ощущение фантасмагории, нереальности происходящего усугублялось каким-то вселенским спокойствием, общей умиротворенностью, совершенно неясно откуда взявшейся благодатью, атмосферой радостной, ждущей тишины.
Про ладьи никак нельзя было сказать, что они стремительно подходили к берегу.
Когда до берега осталось полторы длины полета стрелы, гребцы подняли весла и закрепили их вдоль бортов, в то время как остальные члены экипажей спустили паруса.
Все три ладьи были теперь рядом, хотя прибрежный накат вносил здесь свою заметную лепту, то слегка разводя, то сводя, то лениво вращая корабли.
Благодаря береговому освещению было видно, что каждая ладья содержала от сорока до пятидесяти коренастых бородачей в возрасте от двадцати пяти до сорока лет, сгрудившихся в носовой части и безмолвно пяливших глаза на факелы в руках встречающих их женщин.
Ладьи имели, естественно, заметный дифферент на нос.
Прибой, подкатывавший под сильно задравшуюся корму, подбивал ладьи каждым своим гребнем. Ветер, слабо тянувший на берег свежесть просторов Северной Атлантики, лениво давил на мачты и палубные постройки, помогая прибою повернуть ладью относительно глубоко сидящего в воде, перегруженного носа. Накат и ветер не спеша сбивали с курса, ставя судно сначала лагом к прибою, а затем закидывая кормой к берегу, разворачивая ладью задом наперед.
В процессе этого кручения бородачи молча и слаженно переходили с носа на поворачивающуюся к берегу корму, и история повторялась. Иногда же, когда экипаж начинал переход слишком рано, ситуация возвращалась к исходной, и тогда бородачам приходилось возвращаться на бак с полдороги.
От многочисленных факелов на берегу, софитов и иллюминационных пространственно распределенных систем было довольно светло; ладьи, появившиеся из сине-туманной темноты ночного мрака, на фоне звездного неба выглядели черными большими лодками странной формы с шевелящимися над бортами силуэтами людей.
– Ой, девочки, а как они похожи друг на друга!
– Немытые, нестриженые – вот и все сходство.
– Да нет, ну что вы, – как братья!
– Рыжие!
– Не рыжие, а русые! Сама ты рыжая!
– А рожи до чего глупые!
– Не глупые, а добрые.
– Добрые, ну как же: в кольчугах, при ножах!
– Это не нож, а меч!