, мягкий, обложенный подушками престол Кордовского халифата. Халифа могли называть, в честь их великого предка Абд эр-Рахмана, Слугой Сострадательного, но сострадания его сердце не знало. Когда он унаследовал трон от отца, меч и лук не остались в бездействии. Дети мужского пола из отцовского гарема были перебраны внимательно и со знанием дела. Дети настоящих арабок из племени курейши вскоре умерли: они могли посеять семена раздора. Дети христианских рабынь тоже умерли, если не могли доказать свою полезность, а часть из оставшихся получила посты в ссылке, под надзором, в основном на границе со слабыми христианскими княжествами и герцогствами в гористой северной Испании. Сам Гханья был сыном берберки. Его кровь была недостаточно чистой, чтобы набрать сторонников, но он и не был сыном
mustarib, рвущихся в арабы, как презрительно называли детей христиан, которые приняли ислам из-за голода или из-за честолюбия.
Гханья знал, что он достаточно высокороден, чтобы быть полезным, но недостаточно, чтобы его боялись. Его честолюбие было этим удовлетворено, по крайней мере на время. Он отнюдь не стремился снова рисковать жизнью на кожаном ковре перед диваном, где по краям стояли огромные стражники с вечно обнаженными скимитарами.
Хороший знак и то, что Гханью послали в такое путешествие. Он знал, как серьезно стал к этому относиться его сводный брат, когда получил новости с Мальорки и Сицилии. Хотя халиф Кордовы, разумеется, не мог испугаться христиан, будь то греки или франки. В 875 году в Кордове было добрых полмиллиона жителей, больше, чем в сельских Византии и Риме и во всех франкских столицах, вместе взятых. Каждый день правоверных сзывали на молитву с трех тысяч минаретов. Каждый день тысячи телег везли для обитателей города продукты из неисчерпаемо плодородной поймы Гвадалквивира и со всей Андалузии. Да христианам никогда не пробиться к Кордове, если все правоверные просто встанут у них на пути.
И все же его брат эр-Рахман с величайшей озабоченностью выслушал рассказ Мухатьяха, ученика Ибн-Фирнаса; а также сообщения вернувшихся из Египта купцов о панике и страхе, овладевших Тулунидами. Халиф даже снизошел до того, чтобы поделиться своими мыслями со сводным братом.
– Острова нам нужны, – заявил он. – Они защищают наши торговые суда, защищают наши берега. И опять же, – продолжал он, – халиф должен думать о будущем. Долгие годы мы теснили неверных, с того дня, когда наш предок переправился через Джеб эль-Тарик и сказал своим людям, что позади у них море, а впереди враги, и им остается только победить или умереть. Теперь мы наткнулись на препятствие. Но препятствие ли это, или же чаша весов начинает клониться в другую сторону? – Эр-Рахман видел только море без приливов и не знал, что такое высшая точка прилива, когда тот поворачивает на отлив, а если бы знал, обязательно воспользовался бы этим сравнением. – Если наши враги подумают, что чаша весов клонится в другую сторону, – заключил халиф, – они осмелеют. Мы должны еще раз отбросить их.