Я просыпаюсь.
Иван Сергеевич Розаров лежит на полу, скрючившись и растопырив закоченевшие конечности. Изо рта у него течёт пена. Я неторопливо встаю, иду в ванную, достаю из аптечки шприц с адреналином. Он всегда наготове, в одном и том же месте, чтобы Борис в случае чего сразу нашёл, хотя обычно он привозит с собой дозу или две. Обращаю внимание, что шприц последний. Чёрт, это фигово, надо пополнить запас.
Через десять минут Ваня, икая, лежит на диване, а я настукиваю одной рукой на клавиатуре записку Младшему. В другой руке у меня сигарета, и я стараюсь, чтобы пепел не падал на клавиатуру.
– Очухался?
Мне не надо оборачиваться, чтобы знать, как он выглядит и как трясутся его руки и губы.
– Я был… я… был… у вас в зубах. Вы откусили мне голову.
Моя рука замирает над клавиатурой. Курсор мигает на слове «бесполезно».
– А ну-ка ещё раз, – требую я. Ванька икает всё громче, в его голосе дрожит, подступая, истерика.
– Вы схватили меня и дёрнули вверх, а потом я оказался у вас в зубах, и вы меня…
– А ты мне всю глотку расцарапал. Ты ногти стрижёшь вообще?
Я обернулась и смотрела, как он хлопает глазами, широко раскрыв рот. Поморщилась. Гадкий, глупый, смешной щенок. Бесполезно. И безнадёжно.
Я вспомнила его панику и его боль, лившиеся в моё горло. Тут же отмахнулась от этого воспоминания. Эхо, просто эхо.
– Ещё раз, Иван Сергеевич. Вы говорите, я вам откусила голову? Как вы себе это физически представляете? И, главное, скажите-ка мне, что будет дальше?
– Вы были лисицей… – он понимает то, что говорит, уже после того, как произносит это. – А я… был… мышью… и вы…
Я отворачиваюсь и продолжаю настукивать письмо. В квартире тихо. Тикают часы. Сквозь щель между шторами просвечивает солнце.
Голос Ивана неожиданно окреп.
– Лисица съела полёвку. В лесу.
– Точно, – довольно ответила я, обернувшись. – Лисица съела полёвку в лесу. Чей это был сон? Мой или твой?
– Лисицын, – ответил Ваня и, подумав, добавил: – И сон полёвки тоже. Но лисица спала дольше.
Я смотрю на него несколько мгновений, потом качаю головой. Оборачиваюсь к монитору и закрываю документ не сохраняя.
– Если тебе теперь будет сниться, что тебе откусывают голову, что это будет значить? – спрашиваю экзаменаторским тоном.
– Что это страх полёвки. Не мой страх.
– Правильно. Не твой, а другого зверя, – я улыбаюсь ему, не выпуская сигареты из губ. – Понравилась тебе лисица?
Он замялся.
– Н-ну… она такая…
– Сильная. Хитрая. Осторожная. Это называется сон-оболочка. Тебе придётся выбрать образ, в котором ты станешь снить. Если это не твой сон, он ведь должен быть чьим-то ещё, верно? Нравится лисица?