— Мне кажется, это потому что ты никогда не позволял никакой религии тронуть тебя за живое.
— Ну, и это тоже, — согласился я.
Ни я, ни она на протяжении всего этого разговора не оглядывался на лежавшее в гостиной тело. Воцарилась неловкая тишина. Поскрипывали половицы.
— Убийство, — произнесла, наконец, Мёрфи, глядя на стену. — Возможно, кто-то считает, что осуществляет священную миссию.
— Убийство, — повторил я. — Делать какие-то заключения преждевременно. И все-таки, чего ты мне позвонила?
— Этот алтарь, — ответила она. — И нестыковки в обстоятельствах ее смерти.
— Никто не примет магическую надпись на стене в качестве улики.
— Я понимаю, — кивнула она. — Официально она проходит по графе «самоубийство».
— Из чего следует, что я играю самостоятельно, — заметил я.
— Я переговорила со Столлинзом, — возразила она. — Я беру два дня отгула — начиная с завтрашнего дня. Так что я тоже в игре.
— Отлично, — я вдруг нахмурился: мне в голову вдруг пришла мысль, от которой мне сделалось немного не по себе. — Это ведь не единственное такое самоубийство, верно?
— Я сейчас при исполнении, — вздохнула Мёрфи. — Это информация, делиться которой с тобой я не имею права. В отличие от кого-то вроде, скажем, Баттерса.
— Верно, — согласился я.
Совершенно неожиданно Мёрфи стремительно крутанулась на месте, описав правой пяткой горизонтальный полукруг на высоте колена. Нога ее со стуком врезалась во что-то невидимое у нее за спиной, и это что-то тяжело ударилось об пол. Мёрфи — зажмурившись! — навалилась на это невидимое что-то, и руки ее с растопыренными пальцами описали в воздухе несколько круговых движений, будто шаря вслепую. Потом Мёрфи хмыкнула, еще раз двинула руками и чуть повела плечами.
Высокий женский голос громко охнул от боли, а потом под Мёрфи возникла девушка. Мерфи навалилась на нее, прижав к полу и завернув ей руку за спину под болезненным даже на вид углом.
Девушке было лет восемнадцать. Одежду ее составляли солдатские бутсы, черно-серые маскировочные штаны и серая футболка в обтяжку. Ростом она едва не на фут превосходила Мёрфи, да и сложение имела этакое… капитальное… кирпичное. Коротко остриженные, выбеленные перекисью волосы торчали задорными панковскими шипами. Татуировка, начавшись на шее, ныряла под футболку и показывалась уже на голом животе, вновь уходя дальше куда-то в штаны. Еще у нее были полдюжины колец в ушах, колечко в ноздре, колечко на брови и серебряный шарик под нижней губой. На руке, которую удерживала Мёрфи, поблескивал браслет из темных стеклянных бус.
— Гарри? — произнесла Мёрфи голосом, при всей вежливости и терпеливости требовавшим объяснения.