Христос с тобой! в добрый час!
(Уходит).Наташа. Ах!
Кн<яжна> Софья. Ты побледнела, кузина! поздравляю тебя! невеста!
Наташа. Как скоро всё это сделалось! (Уходит.)
Кн<яжна> Софья. Правда. Когда мы чего-нибудь желаем, и желание наше исполнится, то нам всегда кажется, что оно исполнилось слишком скоро. Мы лучше любим видеть радость в будущем, нежели в минувшем. Она счастлива… а я? Зачем раскаиваться? Люди не виновны, если судьба нечаянно исполняет их дурные желанья: стало быть, они справедливы; стало быть, мое сердце должно быть покойно, должно бы было быть покойно!
Февраля 4-го. Вечер.
(Зала в доме Павла Григорича; слуги зажигают лампы.)
1<-ый>. Он чай был не в своем уме: от вчерашнего еще не опомнился.
2<-ой>. Как сказал ему барин?
3<-ий>. Проклинаю тебя, сказал он ему.
2<-ой>. Владимир Павлович не заслужил этого.
1<-ый>. А где старый барин?
3<-ий>. Уехал в гости.
2<-ой>. Был ли он встревожен, когда ты ему подавал одеваться?
3<-ий>. Ни мало. Ни разу меня не ударил. Проклясть сына, ехать в гости, эти две вещи для него так близки между собою, как выпить стакан вина и стакан воды.
1<-ый>. А крепко поговорил молодой барин своему батюшке; тот сначала и не опомнился.
2<-ой>. Оно всё так; а только жалко, ей богу жалко. Отцовское проклятие не шутка. Лучше жернов положить себе на сердце.
3<-ий>. Ивану не велено от него отходить; вот отец! ведь проклял, а всё боится, чтоб сын на себя рук не наложил.
2<-ой>. Кровь говорит.
3<-ий>. А по-моему так лучше убить, чем проклясть.
Февраля 4<-го>. Вечер.
(Комната Владимира. Луна светит в окно. Владимир возле стола, опершись на него рукою. Иван у двери.)
Иван. Здоровы ли вы, сударь?
Владимир. На что тебе?
Иван. Вы бледны.
Владимир. Я бледен? когда-нибудь буду еще бледнее.
Иван. Ваш батюшка только погорячился: он скоро вас простит.
Владимир. Поди, добрый человек, это до тебя не касается.
Иван. Мне не велено от вас отходить.
Владимир. Ты лжешь! здесь нет никого, кто бы занимался мною. Оставь меня: я здоров.
Иван. Напрасно, сударь, хотите меня уверить в том. Ваш расстроенный вид, бродящие глаза, дрожащий голос показывают совсем противное.
Владимир(вынимает кошелек. Про себя). Я слышал, что деньги делают из людей — всё! (Громко) Возьми — и ступай отсюда: здесь тридцать червонцев.
Иван. За тридцать серебреников продал Иуда нашего спасителя; а это еще золото. Нет, барин, я не такой человек; хотя я раб, а не решусь от вас взять денег за такую услугу.
Владимир(бросает кошелек в окно, которое разбивается. Стекла звенят, и кошелек упадает на улицу). Так пусть кто-нибудь подымет.