И вот – наступил вечер, когда я понял, в чем дело и отчего это так. Я, помнится, в этот день даже и не вставал с постели: я выпил пива и затосковал. Просто: лежал и тосковал.
И вижу: все четверо потихоньку меня обсаживают – двое сели на стулья у изголовья, а двое – в ногах. И смотрят мне в глаза, смотрят с упреком, смотрят с ожесточением людей, не могущих постигнуть какую-то заключенную во мне тайну… Не иначе, как что-то случилось…
– Послушай-ка, – сказали они, – ты это брось.
– Что «брось»?.. – я изумился и чуть привстал.
– Брось считать, что ты выше других… Что мы мелкая сошка, а ты Каин и Манфред…
– Да с чего вы взяли!..
– А вот с того и взяли. Ты пиво сегодня пил?
– Пил.
– Много пил?
– Много.
– Ну, так вставай и иди.
– Да куда «иди»?
– Будто не знаешь! Получается так – мы мелкие козявки и подлецы, а ты Каин и Манфред…
– Позвольте, – говорю, – я этого не утверждал…
– Нет, утверждал. Как ты поселился к нам – ты каждый день это утверждаешь. Не словом, но делом. Даже не делом, а отсутствием этого дела. Ты негативно это утверждаешь…
– Да какого «дела»? Каким «отсутствием»? – я уж от изумления совсем глаза распахнул…
– Да известно, какого дела. До ветру ты не ходишь – вот что. Мы сразу почувствовали: что-то неладно. С тех пор, как ты поселился, мы никто ни разу не видели, чтобы ты в туалет пошел. Ну ладно – по большой нужде, еще ладно! Но ведь ни разу даже по малой… Даже по малой!
И все это было сказано без улыбки, тоном до смерти оскорбленным.
– Нет, ребята, вы меня неправильно поняли…
– Нет, мы тебя правильно поняли…
– Да нет же, не поняли. Не могу же я, как вы: встать с постели, сказать во всеуслышание: «ну, ребята, я …ать пошел!» или «ну, ребята, я …ать пошел!» не могу же я так…
– Да почему же ты не можешь! Мы – можем, а ты – не можешь! Выходит, ты лучше нас! Мы грязные животные, а ты, как лилея!..
– Да нет же… Как бы это вам объяснить…
– Нам нечего объяснять… Нам все ясно.
– Да вы послушайте… Поймите же… В этом мире есть вещи…
– Мы не хуже тебя знаем, какие есть вещи, а каких вещей нет…
И я никак не мог их ни в чем убедить. Они своими угрюмыми взглядами пронзали мне душу… Я начал сдаваться.
– Ну, конечно, я тоже могу… Я тоже мог бы…
– Вот-вот. Значит, ты – можешь, как мы. А мы, как ты, – не можем. Ты, конечно, все можешь, а мы ничего не можем. Ты Манфред, ты Каин, а мы, как плевки у тебя под ногами…
– Да нет, нет, – тут уж я совсем запутался. – в этом мире есть вещи… Есть такие сферы… Нельзя же так просто: встать и пойти. Потому что самоограничение, что-ли?.. Есть такая заповедность стыда, со времен Ивана Тургенева… И потом – клятва на Воробьевых горах… И после этого встать и сказать: «ну, ребята…» как-то оскорбительно… Ведь если у кого щепетильное сердце…