Ни Саймон, ни его ближайшее руководство и не думали выслушивать ее мнение, более того, они едва терпели Розу. Ее идеи встречали с вежливым интересом, ее предложения вносились в повестку дня и обсуждались. Но ничто из предложенного не осуществлялось на деле, и никакие знания, приобретенные ею, казалось, не имели значения.
Хуже всего было то, что, как стала замечать Роза, прибыли «Глобал Энтерпрайсиз» пошли на спад. Но когда она предъявила Саймону цифры, он только рассмеялся.
– Конечно, наши инвестиции превысили прибыль, но когда-нибудь, пусть и не скоро, они окупятся. Все, что нам нужно, это не сойти с рельсов, – хохотнул он над собственным каламбуром. – Вот в чем вся суть.
– Суть в том, что в компании застой, Саймон, – сердито ответила Роза. – Я вижу, что вложенные средства приносят один-два процента прибыли вместо шести-семи процентов, которых мы ожидали. Я вижу, что деньги выбрасываются на ветер, потому что мы все еще арендуем тысячи квадратных футов помещений по всей стране.
– Роза…
– Но что меня больше всего возмущает, так это твое убеждение насчет моей некомпетентности в делах компании. Неплохо бы тебе вспомнить, ЧТО у тебя в «Глобал Энтерпрайсиз» – ни одной акции. Через два года срок твоего опекунства истечет и руководить компанией стану я. Если еще будет чем руководить!
– А тебе неплохо бы вспомнить, что ты моя жена и мать моего ребенка! – парировал Саймон. – Я уже давно простился со всякими надеждами относительно твоих супружеских обязанностей. И тебя, кажется, вполне устраивает, что Стивена воспитывают посторонние люди. Вот где, оказывается, твоя ответственность!
– …Кстати, раз уж мы заговорили об ответственности, – продолжал он наступление, – как быть с нашими обязательствами перед обществом? Мы уже несколько месяцев не даем обедов, не бываем в театрах, в опере, в благотворительных фондах, не принимаем участия в политической жизни. Короче говоря, дорогая, из-за тебя страдает доброе имя Толботов.
У Розы подступили слезы к горлу. Она не думала, что Саймон дойдет до таких несправедливых упреков. Она любила своего пятилетнего сына так сильно, как не любила никогда и никого. Она не забыла ужасных обстоятельств его зачатия и горькой обиды, не покидавшей ее во время беременности. Она не испытала чувств, знакомых каждой будущей матери – тепла, затаенной нежности к новой жизни, радости от чуда рождения. Только после появления Стивена на свет она постепенно начала осознавать, как необыкновенно и прекрасно то, что произошло.
«Саймон так не прав! Он не знает, как сильно я люблю Стивена, не знает, на что я пойду, чтобы защитить его!»