— Здравствуй, — сказал он Ольге Палем, — сейчас предстоят неприятные минуты раздела имущества… Ты готова?
— После чего, — добавил Туцевич, — я буду вынужден по долгу службы проследить за вашим, мадам, выселением…
Это был удар, скрутивший Ольгу Палем в отчаянии.
Она заметалась, даже не понимая до конца, что происходит. Туцевич, человек деликатный, только покашливал, когда начинались споры — кому что принадлежит. По его словам, Ольга Палем сама «помогала Довнару укладывать вещи, то плакала, то говорила ему дерзости и укоряла, взваливая всю вину на его мать. Довнар при этом держал себя очень серьезно».
Оправдывая себя, он иногда шептал Туцевичу:
— Видите, как она цепляется за все мое? Мало ей, что разорила меня, я бывал вынужден тратить на ее прихоти по пять тысяч в год… ни стыда, ни совести! Хамка…
Это была ложь: как раз в это время личный капитал Довнара составлял сумму в 14 000 рублей (и были еще банковские чеки на несколько тысяч), а Ольга Палем, получая пособие от Кандинского, сама расплачивалась за квартиру, за услуги дворников и служанок. Но Туцевич этого, конечно, не знал и просил только поторопиться с разделом. Довнар уступал Ольге вещи, если на них имелась ее вышивка, цеплялся за шкаф и комоды, кричал, что трюмо никогда не отдаст:
— Это я платил! Одеяло тоже не трогай… Я тебе не солдат, чтобы накрываться шинелькой.
Свое барахло он сваливал в комнатах, а то, что доставалось ей, он вышвыривал на кухню. Туцевич за время службы в полиции всяких пакостей насмотрелся, но все-таки, улучив момент, он счел нужным выговорить Довнару:
— С женщиной, сударь, так не поступают.
— Так не жена же она мне!
— Тем более. Если любовницу бросают, так ее бросают со всей хурдой вместе, а не смотрят на бельевые отметки. Впрочем, извините. Не мое это дело. Я ведь только при исполнении служебного долга. Но вы пожалейте ее.
— Войдите и вы в мое дикое положение, — горячо нашептывал Довнар на ухо Туцевичу. — Как она, жалкая мещанка, посмела надеяться стать моей женой, женой шляхтича герба «Побаг»? Конечно, по-человечески ее можно пожалеть, но…
— Но она же вас любит, я по глазам вижу — любит.
— Да таких у нее, как я, знаете, сколько перебывало? По глазам вы не можете судить, что она бескорыстна.
— Однако, сударь, корысти с ее стороны я не заметил. Впрочем, — повторил Тущевич, — лирика — не моя профессия. Я лишь пристав полиции, а вы разбирайтесь сами, кому тарелка, кому вилка, кому спинка от стула, а кому ножка от кресла…
Когда имущество доделили, Довнар закрыл свои комнаты на ключ, а ключ от кухни он вручил Ольге Палем.