Колобок сделал выразительный жест, означавший: «Значит, ты все-таки используешь людей Денисова? Упрямая непослушная девчонка!»
– У меня есть веские основания подозревать, что одновременно с убийством милиционера или, может быть, чуть позже, спустя несколько дней, был убит еще один человек. И убит он был теми же самыми людьми, которые убили Малушкина. Я не знаю, кто этот человек, как его зовут, где живет, я не знаю о нем совершенно ничего, кроме самых общих примет внешности. Но есть девушка, которая может его опознать. Она видела его всего один раз, но у нее профессиональная память на лица и приметы.
Колобок снова кивнул, всем своим видом показывая, что слушает очень внимательно.
– Я хочу попробовать предъявить ей для опознания фотографии всех убитых после 29 сентября. При этом фотографии лучше прижизненные. Например, те, которые есть в паспортных столах. Конечно, если убитый получал паспорт не в Москве, то придется предъявлять посмертный снимок.
Гордеев покрутил руками в воздухе и сделал круглые глаза, что должно было означать: «Ну так предъявляй. В чем проблема-то?»
– Проблема у меня всегда одна и та же, – вздохнула покаянно Настя. – У меня нет сил ездить по отделениям милиции и по следователям, ведущим эти дела, в поисках фотографий. Во-первых, вы же сами меня не отпустите на целый день.
И снова последовал утвердительный кивок круглой головы, мол, естественно, не отпущу, будешь еще в рабочее время всякими глупостями заниматься, когда дел – выше крыши.
– Во-вторых, – невозмутимо продолжала она, словно не видя выражения лица начальника, – я не могу ездить через весь город туда и обратно, у меня не хватит здоровья на эти путешествия. А результат предъявления фотографий может оказаться очень полезным для раскрытия убийства Малушкина. Конечно, на нас оно не висит, но ведь коллега все-таки, грех не помочь, если есть возможность. Как вы считаете?
Гордеев безнадежно махнул рукой, достал из стола чистый бланк и принялся его заполнять. Потом написал на отдельном листке длинное послание, прикрепил его скрепкой к бланку. Наконец еще на одном листке накорябал:
«Тебе уже за тридцать, перевоспитывать тебя поздно. Выпороть бы тебя как следует ремнем по заднице за твою лень, да боюсь, без толку. Работай. Желаю удачи».