- Пишите как на духу!
Капитан старательно выводил буковки, а я помогал ему правильно формулировать мысли. Как-никак высшее офисное образование! Не зря протирал штаны в конторке Сан Саныча Воскобойникова.
К чести Анисимова, всю вину он брал на себя. Мне даже было как-то неудобно, и хоть ничего такого за собой я не чувствовал, друг всё равно познаётся в беде, а капитан относился к числу тех людей, дружбой с которыми дорожить стоит.
- Если мушкетёр помрёт, я вашу лавочку, господин капитан, прикрою! У меня каждый гвардеец на счету, здесь вам не полевая команда, чтобы людей в распыл пускать, - гневно объявил Бирон, прочитав докладную. - Чтоб каждый день мушкетёра того навещать, и мне об том доносить всенепременно. Купите ему с жалованья кушаний, только таких, что дохтур разрешает.
- А насчёт меня: вы разрешаете мне продолжать изыскания? - с надеждой произнёс капитан.
Подполковник немного успокоился, и уже не пылал как жерло вулкана.
- Безусловно! Мы без меры потратили на них казённых средств, будет больно, если они пропадут впустую. Но хоть чем-то вы меня порадуете? - грустно спросил Бирон.
- Определённые успехи есть, - выступил я. - Удалось поразить мишень с расстояния в триста шагов. Если бы фузею не разорвало, испытали б и на большей дистанции.
- А почему солдата покалечило, можете объяснить?
Поскольку технический специалист из меня неважный, ответ пришлось держать Анисимову.
- У меня несколько предположений. Кажется, я перестарался с пороховым зарядом и отсыпал в патрон больше, чем стоило, - капитан вздохнул. - Может, калибр ружья попался неподходящий. Гадать долго. Буду работать над этим, чтобы впредь происшествий подобных не было.
- Вот именно, чтобы впредь ничего такого не случилось! - назидательно сказал Бирон. - Берегите подчинённых, господа. Думайте об их матерях, жёнах и детях. И ещё раз повторяю - докладывайте мне ежедневно о здоровье раненого. Отпишите его родным.
Я вышел от Бирона озадаченным, вот тебе и 'наплевательское отношение к простому солдату'. Впрочем, в гвардии к нижним чинам традиционно относились не в пример лучше, чем в армейских полках, что в восемнадцатом веке, что в последующих.
Я, было, хотел поговорить с подполковником о докторе Куке, но потом решил: если англичанин поставит на ноги мушкетёра, это станет лучшей рекомендацией в глазах Бирона. Будет день, будет и пища.
Сникший Анисимов звал в кабак: капитан сильно переживал недавнее событие и по старой русской привычке забирался залить горе вином. Я отказался, честно говоря, не хотелось, к тому же мне предстояло ещё заскочить в редакцию газеты и передать новую порцию литературных трудов, заодно и забрать полагавшийся гонорар. О моих стяжаниях на ниве российской словесности знал только Карл, остальные сослуживцы пребывали в неведении. Я специально просил кузена не разглашать эту маленькую 'военную' тайну. Не чтобы из чувства стыда, просто писательские занятия всю жизнь казались процессом интимным, посвящать в который следует как можно меньше друзей и знакомых. Почему-то так устроен человек, что скорее откроет душу человеку малознакомому, может даже впервые увиденному, вероятность встретить которого во второй раз практически равна нулю. Отсюда, кстати, и все эти разговоры 'за жизнь' в поездах дальнего следования. Чем дальше лежит расстояние, тем сильнее развязывается язык.