– Ты же знаешь, что этого не должно произойти.
– Знаю, и не хочу, чтобы это было.
– Хочешь! Хоть раз в жизни ты хочешь быть просто женщиной, испытать радость от зова природы. Скажи «да», Сабрина.
– Да! – проговорила она и бросилась в его объятия, затаив дыхание от собственной смелости.
– Да поможет нам Бог, – выдохнул он, понимая, что единственный способ избавиться от этой жажды – раз и навсегда утолить ее. Он опрокинул ее под себя, порывисто обхватил ее голову и властно приник к губам.
Сладкий дурманящий огонь растекся по всему телу, и она раскрыла губы. Ей никогда не доводилось испытывать подобное, их тела сплелись, объятия становились все неистовее, и у нее совсем перехватило дыхание. Сабрина позволила своему телу изведать то, что оно стремилось узнать. Его борода оказалась на удивление мягкой, словно золотой шелк, и она ненасытно касалась этого шелка своими огрубевшими пальцами. Она упивалась прикосновениями к его щекам, ушам, волосам, пока он яростно и жадно целовал ее. Затем его нога скользнула по ее телу, и она ощутила, как упругий член уперся в ее живот.
В том, как он вел себя с ней, не было ни нежности, ни мягкости, но она не колебалась ни секунды, не испытывая никакой робости. Странно, ведь она и не ожидала познать мужчину, не допускала и мыслей об этом. Но, оказывается, это неутоленное желание жило в ней, ожидая своего часа, и вдруг ринулось навстречу этому мужчине, как наводнение после оттепели. И это тоже была Сабрина Александер, далекая, покрытая снегом гора, пик которой теперь стремительно таял от жара более сильного, чем солнце.
Коултер на мгновение оторвался от нее:
– Ты не передумала? Это изменит тебя навсегда.
– Тебя тоже, – ответила она, сама овладев его губами.
И Коултер понял; что пропал. Значит, так тому и быть. Рэйвен права. Есть вещи, которые неподвластны контролю, да ими и нельзя управлять. Его пальцы двинулись вверх, накрыв восхитительно полную грудь. Она на секунду замерла, пока он расстегивал ее рубашку.
– Впервые занимаюсь любовью с женщиной в шерстяном нижнем белье, – пробормотал он, целуя ее в ямочку на шее.
Любовью? Сабрина так и не поняла, что так поразило ее: то ли это слово, то ли то, что она ощутила губы на соске. Это не любовь, увещевала себя она. Это чувственный голод. Она и сама удовлетворяла какую-то неукротимую страсть, захлестнувшую ее и влекущую к немедленному завершению.
Рот его был горяч и влажен. И она прильнула к нему, упиваясь и пробуя языком, в жажде узнать его лучше, ближе… А пальцы уже осмелели и начали осваивать его грудь, с любопытством гладя налитые мышцы мужского тела.