С Патриком она не знала всего этого даже в медовый месяц. Найджел, казалось, обещал все. Все, что она говорила, он внимательно слушал. Действительно слушал, и чувствовалось, что это имеет для него значение. Он смеялся ее шуткам. А разве можно было игнорировать долгие горячие взгляды, которые он бросал на нее, или каким огнем опалялась ее кожа при его даже случайных касаниях?
«Называйте меня грешницей, называйте меня как хотите. Мне все равно», – твердила Шарлотта про себя.
Она томилась по Найджелу так сильно, что кружилась голова. Да что там, в эти последние несколько дней она не могла думать ни о чем другом.
Шарлотта подождала, пока закроется входная дверь, затем поднялась с постели и прошла к окну, чтобы посмотреть, как Патрик направляется к большому каменному амбару. К тому времени когда он вывел кабриолет во двор, все ее тело покрыла гусиная кожа.
Она слышала легкие шаги в холле и распознала, что это Эльке.
«Ну поскорее же, поскорее, – торопила она их. – Поезжайте куда хотите, только поскорее».
Но время, казалось, остановилось. Прошла целая вечность, пока кабриолет с Патриком и Эльке выехал за ворота. Шарлотта продолжала смотреть в окно даже некоторое время после того, как экипаж скрылся в темноте.
Затем, дрожа от предчувствия, наверное, больше, чем от холода, она надела самую, на ее вкус, соблазнительную ночную рубашку, а сверху халат. Нежный шелк ласкал кожу, как дыхание любовника. Окропила духами шею, запястья и ложбинку между грудей, затем взбила волосы.
Босая, Шарлотта открыла дверь спальни и на цыпочках пересекла холл. У комнаты Найджела она остановилась, чтобы успокоить нервы. Он должен прийти в восторг от ее вида!
Шарлотта флиртовала с ним с того самого знаменитого бритья, а он – с ней. То, что начиналось как невинная шутка, просто чтобы развеять скуку, неожиданно переродилось в нечто совсем иное, в то, чего ей в жизни еще испытывать не приходилось. Найджел начинал значить для нее больше, чем муж, родители, братья и сестры.
Каждый раз, когда Шарлотта думала о его отъезде, ей казалось, что она смотрит в бездонную бочку, наполненную несчастьями. Она жила теперь для тех немногих моментов, когда они с Найджелом оставались наедине. И вот теперь в их распоряжении два дня. Целых два счастливых дня.
Она чувствовала себя немного грешницей, нехорошей, но это было так потрясающе!
На этот раз ей не потребовалось никаких ухищрений, не нужна была и мама, чтобы руководить ее планом. Наверное, сейчас, узнав о ее задумке, мама пришла бы в ужас. Но Шарлотта в этот момент о матери думала еще меньше, чем о Патрике. Она слушала только порывистые, стремительные удары своего сердца.