Разговор за столом вела хозяйка, наблюдавшая каждого уголком своих быстрых глаз. Она задавала тему и тон всему, иногда шутила, и каждое ее слово присутствующие слушали с молчаливым вниманием. («Совсем, как за столом у моего отца, — подумалось мне. — Как глупо было вообразить, что хоть что-либо здесь могло напомнить мне маму! Ничего, билет на Сан-Франциско у меня уже есть».)
«Я так рада, что Вэс и Светлана наконец встретились». — произнесла хозяйка, со значительностью подчеркивая наши имена. Все смотрели на нас двоих. Значит, меня пригласили сюда для этого? Значит, все готовилось для этой встречи? Следовало бы мне быть более прозорливой насчет планов этой умной хозяйки. Но я была беспечна. Мне было все равно. Я медленно погружалась в незнакомую мне атмосферу роскоши и тонкого вкуса, и просто решила понаслаждаться немного всем этим, еще несколько остававшихся дней. Я не чувствовала, что мне грозило что-либо, и крепко спала в своем коттедже, до дверей которого меня снова сопроводил «эскорт».
Наутро Вэс пришел рано и сказал, что миссис Райт прислала его, чтобы показать мне всю территорию Талиесина, а потом также и город Скоттсдэйл. Мы обошли весь кампус, спланированный Райтом посреди пустыни как причудливый оазис, построенный из здешнего камня. Массивные низкие постройки с плоскими крышами, везде — горизонтальные линии, тяжелая каменная кладка, толстые стены и очень маленькие окна и масса зелени. Райт боготворил Землю, ее цвета, традиции Пуэбло и Навахо — эстетику искусства американских индейцев. Он хотел славить индейскую адобу, противопоставляя ее белым домикам пуритан Восточного побережья.
«Белые дома выглядят неестественно среди зелени, как обрывки белой бумаги на траве», — говорил Райт своим ученикам. И его слова бесконечно здесь повторялись. Тут же поистине все органично сливалось с окружающей пустыней, и для тех, кто обожает пустыню и натуральные краски земли, почвы, это, должно быть, было совершенством. Я же соглашалась больше из вежливости. Белые домики стиля «Кейп Код» были очень дороги мне, так же как и традиции латинского Средиземноморья, отразившиеся в белых домах с черепичными крышами в Калифорнии. Мне не нравились эти низко сидящие здания с толстыми стенами, без яркого света внутри. «Как античные могилы», — подумалось мне. Было что-то угнетающее во всем, что я видела, включая огромного китайского железного дракона, который по вечерам выплевывал изо рта пламя горящего газа.
Мой гид был очень вежливым и знающим, там где дело касалось архитектуры. В особенности хороши были посадки вокруг зданий, выглядевшие здесь совершенно натурально. Невозможно было не восхищаться! Трудно было также не поддаться очарованию старомодной вежливости этого человека — мне всегда нравилось это качество в людях. По дороге в Скоттсдэйл, сидя рядом с ним в роскошном «кадиллаке» (принадлежавшем, как и все вокруг, Фонду Райта, чего я еще не знала), мягко катившемся по асфальтовому прямому, как стрела, шоссе через каменистую плоскую долину, я вдруг почувствовала надежность и покой рядом с этим человеком. Он был молчалив и спокоен, едва прикасаясь к рулю рукою. Я наблюдала его исподтишка и не находила ничего, что не понравилось бы мне. Хорошие манеры, хороший вкус. Это была долгая поездка без слов, около двадцати минут или получаса, но она значила многое.