Я набрался храбрости и сказал:
- Мне кажется, рядом с этой щелью волчий капкан установлен.
Наступила тягостная пауза, Я попрощался и нышел.
Прошло недели две, Я узнал, что мои рассказы будут обсуждаться в Союзе писателей. В ежемесячной программе Дома имени Маяковского напечатали анонс. Девять лет спустя взволнованно перелистываю голубую книжечку.
---------- 13 декабря 67-го года:
13 среда
Обсуждение рассказов ДОВЛАТОВА
Начало в 17 ч.
13 среда
К 170-летию со дня рождения ГЕЙНЕ
Начало в 17 ч.
---------- Фамилии были напечатаны одинаковым шрифтом.
Поклонники Гейне собрались на втором этаже.
Мои - на третьем, Мои - клянусь! - значительно преобладали.
Обсуждение прошло хорошо. Если о тебе говорят целый вечер - дурное или хорошее - это приятно.
С резкой критикой выступил лишь один человек - писатель Борис Иванов. Через несколько месяцев его выгнали из партии. Я тут ни при чем. Видно, он критиковал не только меня...
ПЕРВАЯ РЕЦЕНЗИЯ
Декабрьским утром 67-го года я отослал целую пачку рассказов в журнал "Новый мир". Откровенно говоря, я не питал иллюзий. Запечатал, отослал и все.
"Новый мир" тогда был очень популярен. В нем сотрудничали лучшие московские прозаики. В нем печатался Солженицын.
Я думал, что ответа вообще не последует. Меня просто не заметят.
И вот я получаю большой маркированный конверт.
В нем - мои слегка помятые рассказы. К ним прилагается рецензия знаменитой Инны Соловьевой. И далее - короткое заключение отдела прозы.
Воспроизвожу наиболее существенные отрывки из этих документов. Качество цитируемых материалов - на совести авторов.
О РАССКАЗАХ С. ДОВЛАТОВА
Эти небольшие рассказы читаешь с каким-то двойным интересом. Интерес вызывает личная авторская нота, тот характер отношения к жизни, в котором преобладает стыд. Беспощадный дар наблюдательности вооружает писателя сильным биноклем: малое он различает до подробностей, большое не заслоняет его горизонтов...
Программным видится у автора демонстративный, чуть заносчивый отказ от выводов, от морали. Даже тень ее - кажется - принудит Довлатова замкнуться, ощетиниться.
Впрочем, сама демонстративность авторского невмешательства, акцентированность его молчания становится формой присутствия, системой безжалостного зрения.
Хочется еще сказать о блеске стиля, о некотором щегольстве резкостью, о легкой браваде в обнаружении прямого знакомства автора с уникальным жизненным материалом, для других - невероятным и пугающим.
Но в то же время на рассказах Довлатова лежит особый узнаваемый лоск "прозы для своих". Я далека от желания упрекать молодых авторов в том. что их рассказы остаются "прозой для своих", это - беда развития школы, не имеющей доступа к читателю, лишенной такого выхода насильственно, обреченной на анаэробяость, загнанной внутрь...