Она не понимала, что на самом деле происходит с ней.
Как она оказалась в этой кабине чудовищной машины, один вид которой накануне внушал ей и трепет и отвращение? Почему ее тянуло в усеянное нейросенсорными шипами кресло, будто она подпала под виртуальную зависимость?
Нет… Дело было не в виртуальной зависимости.
Она хлебнула другого наркотика… Она побывала на Дабоге, она воочию видела красную пыльную луну, обращающуюся вокруг обезображенной ядерным огнем планеты.
Эта незримая связь, возникшая в минуту отчаянья, оказалась прочнее стального троса. Ее уже невозможно, казалось, порвать, да и Ольга бы не согласилась. «Беркут», впитавший сознание Степана, был теперь ее машиной.
Она закрывала глаза, доверяясь тяжкому ритму его поступи, и чувствовала, принимала в себя чужую, но ставшую уже родной душу.
Ольга не могла ответить на вопрос, чья это душа. Игоря Рокотова? Незнакомого внешне, но слишком хорошо познанного изнутри тридцатисемилетнего старика? Или это была душа Степа — верного старого дройда, механического слуги семьи, за металлопластиковой оболочкой которого никто не разглядел зачатков индивидуального интеллекта? Или то уже превратилось в закономерность? «Беркут», который пил сознание Игоря, сам исподволь обретая душу в чудовищные мгновенья полного слияния двух систем — биологической и кибернетической, — был ли он чудом, или же так станет с каждой из машин рано или поздно?
Ольга не знала точного ответа. Она лишь ощущала, как параллельно ее чувствам, мыслям, сомнениям рядом протекает еще что‑то, такое же живое, но неуловимое.
— Андрей, ты меня слышишь? — В голосе Ольги внезапно прорвалась хрипотца, сделавшая его почти неузнаваемым.
— Да. Я тут, на месте.
— О чем ты думаешь? — спросила она, не открывая глаз.
— Любуюсь… — внезапно признался он. — Никогда не видел такой красоты…
— Там, где ты жил, ее не было?
— Нет… Там был космос, камень, немного сухого льда…
— Скажи, а ты чувствуешь свой «Хоплит»?.. — осторожно спросила она, с чисто женской непосредственностью перескочив с одной темы на другую.
В этот раз Рощин ответил не сразу.
— Чувствую? Не знаю… Не больше, чем иную машину, — признался он после короткой паузы.
— А я чувствую «Беркут»… Мне кажется, он живой… Мыслит со мной в унисон.
— У тебя богатое воображение…
— Нет, не то, Андрей. Я связана с ним, понимаешь? Мы — что‑то большее, чем машина и человек. Мне кажется, что вместе мы составляем какую‑то иную сущность… понимаешь?
— Смутно, — признался Рощин. — Это из‑за нейросенсоров, верно? предположил он.
— Да… Это страшно… и ошеломляюще. Я иду по Кассии — и вижу Дабог. Это иллюзия, ведь так?