…Бешеный ответный огонь машин не прекращался ни на минуту, словно они ждали любого мало-мальски значимого поползновения со стороны людей, чтобы начать планомерное уничтожение города. Превратив в руины окраинные здания, планетарные танки тут же перенесли огонь в глубь поселения, стирая с лица земли кривые, бессистемно отстроенные улочки городка…
Иван не мог ничего сделать, несмотря на неистовое желание прекратить уничтожение городских построек любой ценой… но разум еще не покинул Торненко, — бросаться на тяжелые машины с импульсной винтовкой было равнозначно самоубийству…
* * *
Через полчаса все стихло…
Иван встал, отряхивая едкую бетонную пыль, облако которой накрыло разрушенный город. Его душили злоба и непонимание.
Словно из глубин памяти вынырнул тщательно упрятанный в самые потаенные уголки призрак отгремевшей войны…
Что произошло в колонии? Почему машины, никогда ранее не выходившие за пределы лесного массива, вдруг вторглись на освоенную людьми территорию?
Ответ напрашивался один: колонисты сами спровоцировали кибермеханизмы, напав под предводительством Макмиллана на их патрули…
Оглядываясь по сторонам, Торненко медленно впитывал взглядом ужасающую картину разрушений, остро осознавая, что сделанного не вернешь, и спросить-то, по большому счету, уже не с кого… Хаким с Макмилланом мертвы, а Кущин исчез. Между тем машины, разрушив город, уволокли в глубь леса два эндоостова «Фалангеров».
Если «Элизабет-Сигма» не вернется в течение ближайших суток, то всем, кто пережил бесноватую артподготовку, предопределена незавидная судьба: запас продуктов в колонии ограничен, сельскохозяйственные работы никогда не производились, да и что могло вырасти на безжизненных вулканических равнинах? Никому и в голову не приходило заниматься выращиванием продуктов… Лес, как образчик мутагенной фауны, также не мог стать ни средством к существованию, ни примером для подражания: на планете произрастал лишь один вид хвойных деревьев, небольшое количество различных кустарников да вездесущий мох. К тому же лес являлся территорией машин, а они только что наглядно продемонстрировали свои намерения и способности…
Торненко не оставалось ничего другого, как направиться к центру разрушенного и охваченного пожарами городка в надежде найти кого-нибудь из уцелевших людей.
Иван воевал в космической пехоте, и потому ужасающие картины разрушений вызывали у него резкую, однозначную реакцию. Он не испытывал растерянности, лишь нервное перевозбуждение, граничащее с осатанелой злобой, заставляло темнеть взгляд и непроизвольно сжимать пальцы в кулаки до неосознанной боли от впившихся в кожу ногтей. Конечно, на войне ему приходилось созерцать куда более жуткие панорамы, и его душа уже давно не вздрагивала, не сжималась в леденеющий комок при виде смерти и разрушений, но Иван не предполагал, что полузабытые ощущения вернутся к нему спустя годы, словно осколок войны, доставший-таки на излете избежавшего смерти бойца…