Дормэсу почти ничего не было видно, кроме напрягшейся шеи Бака да обледенелого стекла. Случалось, что из темноты где-нибудь ниже уровня дороги выплывал огонек, и он тогда знал, что они мчатся вдоль горного уступа и что если машину занесет, она будет лететь вниз сто, а то и двести футов и при этом неоднократно перевернется. Один раз машину действительно стало заносить – эти четыре секунды показались им вечностью. Бак рванул машину направо, потом опять налево и наконец выровнял – и все это не замедляя хода, как будто ничего не случилось, меж тем как у Дормэса обмякли колени.
Страх еще долго не отпускал его, а потом ему стало все равно: он так замерз и изнемог, что не ощущал ничего, кроме тупого позыва к рвоте каждый раз, когда автомобиль сильно встряхивало. Возможно, что он заснул, во всяком случае, он проснулся, и проснулся с ощущением, что автомобиль из последних сил карабкается кверху, что он надрывно хрипит, стараясь одолеть скользкий подъем. А что если мотор остановится, если тормоза откажут и они скатятся вниз? Такие предположения без конца приходили ему в голову и непрерывно его мучили.
Потом он решил не спать и попытался быть веселым и полезным спутником. Он заметил, что освещенное фарами заснеженное стекло кажется усеянным алмазами. Он отметил это, но не мог заставить себя долго думать об алмазах, даже в таком количестве.
Он попробовал завязать разговор.
– Не унывай. На рассвете будем завтракать… по ту сторону границы! – обратился он к Сисси.
– Завтракать! – повторила она с горечью.
И они продолжали пробиваться через снег в своем движущемся гробу, и все вокруг было мертво, за исключением алмазного стекла и силуэта Бака.
Эта езда продолжалась бесконечно долго, но вдруг автомобиль сильно тряхнуло, он подскочил, потом еще раз. Мотор работал с бешеным напряжением, издавая невыносимый рев, но автомобиль не двигался с места. Внезапно мотор остановился, Бак выругался и, как черепаха, убрал голову в автомобиль. Протяжно и жалобно заскрипел стартер. Мотор снова загудел и опять остановился. Они услышали, как на деревьях потрескивают замерзшие ветки, как взвизгивает во сне Фулиш. Автомобиль был словно хижина в пустыне перед надвигающейся бурей. Тишина, казалось, прислушивалась – так же как и все они.
– Что случилось? – спросил Дормэс.
– Завяз. Не идет дальше. Попали в сугроб мокрого снега, вероятно, дренажная труба… Черт возьми! Придется вылезать.
Когда Дормэс с трудом сполз со скользкой подножки, его пронизал ветер. Он так окоченел, что едва мог стоять.
Чувствуя себя в ответственной и важной роли эксперта, Дормэс зажег электрический фонарик и осмотрел сугроб, после чего сугроб осмотрела Сисси, после чего Бак нетерпеливо забрал у них фонарик и дважды осмотрел сугроб сам.