– Нет, мне кажется, я… Послушайте. Я уверен, что Уолт Троубридж объединится с социалистами, радикальными сенаторами из левых, с фермерско-лейбористскими группами и тому подобное…
Билл Эттербери громко расхохотался. Это было похоже на страшный взрыв.
– О да, я уверен, что они объединятся, все эти грязные, трусливые, нерешительные реформистские социал-фашисты вроде Троубриджа, которые льют воду на мельницу капиталистов и стремятся к войне с Советской Россией, и при этом им не хватает ума понять, что они делают, и получить хорошую мзду за свое предательство.
– Я восхищаюсь Троубриджем! – отрезал Дормэс.
– Еще бы!
Элфри встал и сказал Дормэсу на прощание даже с некоторой сердечностью:
– Мистер Джессэп, я сам вырос и воспитался в здоровой буржуазной семье, не то что эти два головореза, и я могу оценить ваши намерения, ваши попытки, хотя они не могут этого сделать. Видимо, мы еще более неприемлемы для вас, чем вы для нас!
– Это верно, товарищ Элфри. Вы оба еще не избавились от своих буржуйских заскоков, как сказал бы ваш Хью Джонсон! – захихикал мистер Бэйли.
– Смотрите только, как бы Уолт Троубридж не прогнал Бэза Уиндрипа, пока вы тут будете спорить о заблуждениях Троцкого. До свидания! – сказал Дормэс.
Когда он спустя два дня рассказал об этом Джулиэну, тот с недоумением спросил:
– Кто же все-таки победил – вы или они?
– По-моему, никто не победил, – ответил Дормэс. – Во всяком случае, я теперь знаю, что не в едином хлебе спасение, но во всем, что исходит из уст господа бога… Фанатичные и ограниченные коммунисты, безразличные и поверхностные янки – не удивительно, что диктатор держит всех нас в своих руках и все мы помогаем ему творить его дело.
Даже в тридцатые годы, вопреки утвердившемуся восторженному мнению, что кино, автомобили и иллюстрированные журналы покончили с провинциализмом американских городишек, подобных Форту Бьюла, ушедшие на покой люди, вроде Дормэса, которые не могли себе позволить поехать в Европу, Флориду или Калифорнию, решительно не знали, куда деваться, и чувствовали себя такими же ненужными, как старая собака в воскресенье, когда никого из семьи нет дома. Они бродили о городу, заходили в магазины, в вестибюли гостиниц, на вокзал и бывали довольны, когда им приходилось четверть часа прождать в парикмахерской. Ни кафе, стол популярных в Европе, ни клубов, кроме сельского клуба, который посещала главным образом молодежь по вечерам!
И вот незаурядный Дормэс Джессэп, культурный человек, так же скучал в отставке, как скучал бы, вероятно, банкир Краули.
Он делал вид, что играет в гольф, но на самом деде не мог понять, какой может быть смысл в том, чтобы прерывать хорошую прогулку для отбивания палкой небольших мячей; а главное, его раздражал вид многочисленных мундиров минитменов на поле. У него не хватало апломба (которого с лихвой хватило бы у Медэри Кола), чтобы часами толкаться в вестибюле отеля «Уэссекс» и чувствовать себя при этом как дома.