Играли в гостиной Бака. В какой-то момент Бак во всеуслышание объявил, что желающие пива вместо виски найдут его на льду в подвале, а желающие вымыть руки могут пойти в ванную на верхнем этаже. Шэд поспешно пошел за пивом. Док Итчитт еще поспешнее отправился мыть руки. Оба отсутствовали гораздо дольше чем бы надо.
Когда гости разошлись и Бак с Дормэсом остались одни, Бака охватил неудержимый порыв веселости.
– Чего мне стоило сохранять постную физиономию, когда я слышал, как миляга Шэд открывает ящик за ящиком и добросовестнейшим образом шарит по всему подвалу в поисках листовок! Ну что, капитан Джессэп, теперь, я думаю, они уверились, что здесь не скрывается я гнездо предателей! Господи, ну не олух ли Шэд!
Это было тридцатого июня, часа в три утра.
Дормэс весь день и весь вечер сочинял крамолу; готовые листки он прятал в печку в своем кабинете, накрыв их газетой, чтобы в случае обыска сразу все поджечь, – прием, о котором он узнал из антифашистской книги Карла Биллингера «Родина».
Дормэс писал об убийствах, совершенных по приказу уполномоченного Эффингэма Суона.
Первого и второго июля во время прогулки по городу ему попался навстречу тот самый тяжеловес-коммивояжер, который уже раньше приставал к нему в вестибюле отеля «Уэссекс» и который теперь стал настойчиво приглашать его выпить. Дормэс уклонился, но вскоре заметил, что за ним следит незнакомый молодой человек в ярко-оранжевой рубашке и серых спортивных брюках, которого во время июньского парада он видел в форме ММ, Третьего июля, вконец перепугавшись, Дормэс поехал к Трумену Уэббу, проколесив лишний час, чтобы замести следы. Он сказал Трумену: ничего не печатать и ждать указаний.
Когда Дормэс вернулся домой, Сисси с беззаботным видом сообщила ему, что Шэд настойчиво звал ее завтра, четвертого июля, на пикник ММ и что она – черт с ней, с информацией! – наотрез отказалась. Она боится его, особенно в обществе его головорезов-приятелей.
В ночь на четвертое июля Дормэс забывался сном только на короткие, мучительные мгновения. Им овладела беспричинная уверенность, что за ним сейчас придут. Ночь была облачная, грозовая, тревожная. Сверчки наводили жуть своим зловещим ритмом. Сердце Дормэса колотилось им в унисон. Он хотел бежать, но как, и куда, и как оставить семью под такой угрозой? Он первый раз за многие годы он пожалел, что не спит рядом с невозмутимой Эммой, подле ее теплого округлого тела. Он посмеялся сам над собой. Что может сделать Эмма, как она защитит его от минитменов? Только заплачет! И что тогда? И вот он, всегда плотно притворявший дверь своей спальни, чтобы ни звук не нарушал его священного уединения, выскочил из кровати и открыл дверь, чтобы слышать ровное дыхание Эммы, порывистые движения Мэри во сне и посапывание Сисси.