— Силен, собака! — в сердцах, выпалил колдун. — Силы на него потратил — немерено! Ты не пугайся, Берсерк, сейчас полчасика посижу — оно получше станет.
— А у нас есть эти полчасика? — спросил я скептически. — Разбойники-то небось на подходе. Светопреставление ты устроил — Академии на зависть. У них на экзаменах так не бухает и не свистит, как сейчас было.
— Не прибегут… Этот… — Кольд запнулся, видимо исчерпав все те имена, которыми мог наградить старого мага, — …этот паук мух-то своих побаивался, у него тут все загорожено-закрыто. Ни туда ни обратно ходу нет.
— И как же мы выберемся? — встревожился я.
— Да вот, отдохну, и выберемся. Сломать-то эту защиту мне — раз плюнуть. Бухну чем поувесистей — и лопнет как мыльный пузырь.
Кольд огляделся, подошел к столу, нахмурившись осмотрел залитые зельями пергаменты и книги. Схватив банку, бухнул ее об пол с такой злостью, будто магическая вещица была в чем-то виновата, словно она по собственному желанию засосала нас в свое нутро.
— Рука болит? — спросил он, уже спокойней.
— Еще как, — подумав, я поднял колченогий стул и, с трудом пристроив его около уцелевшей стены, осторожно сел. Стул скрипнул, но выдержал. Эх, сейчас бы лечь! У меня все нутро отбито о стенки этой проклятой банки! Как я еще голову-то сумел не проломить?!
— Сейчас пройдет, — пообещал Кольд, осторожно, двумя пальцами, за сухой уголок поднимая со стола свиток.
— Ну давай, лечи, — согласился я. Кольд обернулся, приподняв в недоумении бровь. Я отметил, что морщинки начали разглаживаться, а серебряные нити из волос исчезали на глазах.
— Я не по этому делу, Берсерк, уж извини. Говорил же — убивать могу, а вот наоборот — это не ко мне. — Он вернулся к разбору бумаг покойника.
— Тогда это я до самых Костряков промучаюсь, — вздохнул я. Стул пугающе крякнул в ответ. Ух, рухлядь!
— А вот это ты зря, — Кольд буркнул. — Ты повнимательней-то к телу прислушайся — быстрей меня оклемаешься. Ты ж не человек, дубина! Когда это Воины по неделям поломанные ходили? Вас ранить-то — удача невероятная нужна, тело — что сталь. А уж ранил — беги. Тебе руку отруби — через пару дней новая вырастет.
Я выпучил глаза. Вот так ничего себе! Это ж чего меня так поломало-то тогда?! Не удержавшись, я поинтересовался у Кольда.
— Говорю ж — дубина ты, небитый еще, неполоманый, — Кольд присел на краешек стола, упершись ладонями и чуть откинув голову. — Что, думаешь, я такой потрепанный? Маг-то на мне сам царапины не оставил, а вот пока мы с тобой по банке летали — мне все тело разбило, одних ребер штук пять треснуло. Человеческая плоть слаба.