Когда мы начали писать этот роман, я была уверена, что ничего хорошего из этого не выйдет. Слишком уж мы с Натальей разные. Теперь же, читая, я уже не могу сказать, что написала она, а что — я. Так что мы сработались. Надеюсь, что читать о приключениях наших героев окажется так же интересно, как их описывать.
С уважением, Валерия Комарова.
Что мы обязательно сработаемся, стало ясно уже на второй день совместной работы, когда, разделённые многими километрами, мы с Валерией принялись вносить одни и те же предложения по сюжету, то ли угадывая мысли друг друга, то ли нам в голову приходили одни и те же идеи. Конечно, без трудностей не обошлось, герои не всегда соглашались с предложениями авторов, но в целом работа оказалась захватывающей.
С наилучшими пожеланиями, Наталья Авербух.
1 декабря 3452 г. от последнего падения Грани
Ткачиха лежала в своем гамаке и с легкой улыбкой наблюдала за тем, как там, в смертных землях, штурмуют Великий Град. Били катапульты, летели со стен горящие стрелы. Но Город падет — Ткачиха это знала. Она уже переплела нити, что стали основой этому. И она ждала… Трещали под напором тарана дубовые ворота, свистели шмели-стрелы, полыхало ало-золотое пламя, раздирая осеннюю ночь. А с неба падал первый снег — нежный, легкий, чистый, словно перья придуманных смертными ангелов. Огонь, снег и ночь. И кровь. И сталь. И смерть.
Это станет ее шедевром. Давно она не сплетала воедино столько нитей, давно не обрывала столько судеб. И еще долго она не создаст ничего равного — еще три мира, или четыре…
Но вот что-то насторожило ее. Синеволосая Княгиня приподнялась в своем гамаке и повнимательней рассмотрела переплетение…
И выругалась…
Темноволосый офицер с суровым, обветренным, украшенным широкими рублеными шрамами лицом, вскочил на коня. Привстал в стременах, оглядывая своих людей.
— Открыть ворота! — гаркнул он хрипло.
Его команду не успели выполнить: в этот миг ворота рухнули, все же не выдержав очередного удара тарана. А навстречу бросившимся в город врагам вылетел отряд конницы: в алых мундирах с золотыми галунами, с острыми саблями наголо, с безумием в глазах и надрывным криком-стоном:
— Победа иль смерть!
А он впереди всех. В папахе, при орденах, с белым лицом и смертью во взгляде. Чужой смертью. Свою он уже встретил. И принял.
— Победа! — рычит он, а на губах выступает желтая пена, словно у зверя раненого, загнанного охотниками в угол. — Победа иль смерть!
И его сабля обагряется кровью, брызги расцвечивают его белую кожу. Он скоро весь покроется ею. Не своей — чужой. Словно заговоренный, он сражается в самой гуще, но ни один удар его не настигает. Снег, пламя и кровь — он жаждет их, он сливается, становится ими. Уже не человек, еще не дух.