Почему он не хочет уйти и спастись?! Зачем ему все это? О, Стихии, не надо было ему говорить, надо было согласиться, уйти и умереть на границе деревни. Как это все было бы проще…
— Если ты не уйдешь, мы погибнем оба. Напрасно погибнем. Зазря. Так не должно быть, Тиан. Пойми, пожалуйста, что бы ни случилось со мной, главное — это ты.
Он отпускает меня так, словно ему больно меня касаться. Отворачивается, отходит. Что я сделала не так? Что не так сказала?
— Не надо.
— О чем ты, Берсерк?
Мой человек вздрагивает от этого обращения.
— Не надо, — повторяет он. — Не смей!
Я не смей?! Он сошел с ума?
— Не смей жертвовать ради меня! Хватит! Не нужно! — не крик, рычание. Мой человек в ярости. Почему? Что не так?
— Это не жертва, Тиан. Это мое решение. Мой выбор. Да что ты пристал ко мне, человек?! — сама кричу, но не хватает голоса. — Ты можешь хотя бы раз в жизни воспринять меня всерьез?! Поверить моим словам?! Просто поверить — и все?! Уходи, Тиан. Уходи…
— Я тебя не брошу. — Упрямо.
Вот и все. Все, что мой человек соизволил ответить на приказ своей баньши. Да неужели я так провинилась перед Ткачихой, что она назначила мне Род полоумных Воинов? О чем мне с ним говорить? Что у него есть долг? Что его ждут в Костряках? Что он кому-то в этой жизни еще нужен?
Может, и нужен, вот только я не знаю никого, кому он был бы нужен больше, чем мне…
Но этого я ему не скажу. Только хуже все сделаю. Ох, Тиан, как ты не понимаешь, моя жизнь держится только благодаря тебе? Не надо меня спасать, спасись сам — и все получится. Ох, Тиан… Не нужна мне твоя жалость, когда ты это постигнешь?!
— Уходи. — Устало. Нет больше сил. Ни на что нет сил.
— Ты меня настолько ненавидишь? — Очень грустно Тиан задал этот вопрос. С каким-то даже отчаянием. Да с чего он взял?!
— Нет. — И сил закричать в ответ тоже нет. И не будет. — Я говорила тебе когда-то, а ты не понял. Я существую только ради тебя. Только. А ты…
Хочу сказать: «а ты меня не любишь», но перехватывает горло. Все перед глазами затуманивается, и я чувствую, как где-то далеко-далеко мою нить вплетают в новый узор. Знать бы еще в какой…
— Не плачь, — просит. А я не плачу. Я… я не плачу. Баньши оплакивают только других, не себя. Тиан подходит ко мне, обнимает. Как ребенка, гладит по голове. Дурак. Какой ты дурак, мой человек, какой же ты дурак…
В его объятьях прекращаю всхлипывать, замираю. Я все-таки плакала… Какой позор. Но мой человек никогда не узнает, не поймет, не догадается, насколько я унизилась, позволив слезам выступить на глазах. Он не узнает…
Высвобождаю руку, провожу по его волосам — длинные они у него выросли. От моего человека пахнет огнем и сталью, ночным костром и смертельным поединком. Рядом с ним всегда спокойно, легко и безопасно, словно я вернулась в родной дом, который давно искала… Дом… У баньши не бывает дома, владения Ткачихи — только временное обиталище, а жилища смертных… там мы всего лишь незваные гостьи. Утыкаюсь лицом в плечо, застываю. Как хорошо, когда свой человек рядом, когда его можно ощутить безо всякой магии, когда он не пытается отстраниться и не вспоминает придуманные собой же правила поведения. Как будто им еще хоть кто-нибудь следует… Мне хорошо с ним. Будто я дома…