А где-то рядом, совсем близко, шли машины.
Однажды в горах наткнулись на белесые руины монастыря. На скале стояла раскрашенная будка-часовня, продуваемая через окна горячим ветром.
Я уселся перед Буддой, зажег палочки. Дым потянулся к выходу, заиграл в лучах. Скрипнул на ветру и закрылся красный ставень.
“О чем они думают, сидя перед ним?”
“Жалуются? И если просят – что?”
Лицо Будды было гладким, пухлым. Я заглянул под набрякшие веки – и понял, что все вокруг, большое и малое – дым от палочки и голос жены снаружи – то, как скрипят деревянные створки – все, что случилось в прошлом и произойдет со мной дальше, – складывается в картину, где нет места просьбам или жалобам. И что от сознания этой мысли мне легко и страшно.
– Английское имя, фамилии нет!
За черным камнем скалы она отыскала могилу, небольшую известняковую ступу. Присела на корточки.
По датам выходило, что парень приехал на остров в шестидесятых. Да так на нем и остался. Просто исчез из той, прежней, жизни. И что за двадцать лет фамилия ему не понадобилась. Никто просто не спрашивал его об этом.
Ближе к вечеру загорали нагишом среди коряг, и начиналась еще одна жизнь, которых в одном дне на острове умещалось несколько, как матрешек. Голая, она лениво переворачивалась с боку на бок, подставляя под солнце белесые подмышки, выбритый пах. Не поднимая головы, запускала руку мне под полотенце. А потом просто отбрасывала его.
Когда темнело, закупали ром и сигареты. Большие канистры с кока-колой.
Ночью устраивались на веранде, которая висела на боку нашей хижины, как люлька.
– Помнишь, он все твердил: рай, рай?
Я вспоминал попутчика из Ашхабада.
– Ром и девки, мечта шахида – вот что…
Она загадочно улыбалась в темноте.
– А рай – это когда пространство убивает время.
– Просто съедает его, как гусеница – листик.
16
В поселке жили в основном тихие пары, европейские люди под сорок.
Занимались тем, что целыми днями лежали на помосте, уткнувшись в
“Код да Винчи”. Так что по оставленным на досках книгам – по языку, на котором их напечатали, – становилось ясно, кто откуда.
Вечерами курили марихуану, тихо разговаривали. Раскладывали из ракушек пасьянсы, строили пирамиды. Купались редко, ели мало. Суп из акульих плавников, фрукты. Жареные бананы.
Алкоголь популярностью не пользовался, пляжный бар под соломенной крышей стоял на отшибе пустым. Только мы в нем, по правде сказать, и сидели.
При встрече улыбались, но никаких вопросов не задавали. С разговорами, кто ты и откуда, не лезли. Каждый жил в прозрачном коконе, сам по себе. Не нарушая оболочки, своей и чужой.